Долина белых ягнят - [21]

Встревоженные песней аульские псы выскакивали на улицу, громко лаяли, стараясь внушить страх дерзким мальчишкам. Высыпали на улицу и мальчишки-малыши. Они с завистью глядели на тимуровцев, марширующих посредине улицы, думали, что отряд уходит прямо на войну, и готовы были присоединиться к счастливчикам.

Хабиба, сложив на животе худые натруженные руки, долго глядела вслед Ирине. Теперь все прошло и загладилось, но временами что-то похожее на угрызение совести подкрадывалось к сердцу старой женщины. Немало боли причинила она на первых порах этой доброй и ни в чем не виноватой москвичке. К тому же Апчара напугала тогда молодую невестку кабардинскими обычаями. Получилось, по словам Апчары, что мать и сестра могут помимо брата выдворить нежелательную сноху из дома и привести другую, по сердцу. Но, конечно, Апчара никогда бы не посмела наговорить Ирине таких вещей, если бы не знала настроения матери.

Однажды она случайно подслушала разговор Хабибы с соседкой Данизат. Обе вспоминали, как выходили замуж.

— Скажи на милость, — Хабиба высыпала на кошму горсть фасолей, но, вместо того чтобы посмотреть на их расположение, взглянула в лицо соседки, — разве у русской женщины губы мягче, чем у какой-нибудь кабардинки? Почему мой сын женился на москвичке? Как нам с ней объясняться и разговаривать? Не дай мне бог свалиться в постель. Попросишь сноху подать чашку воды, а она протянет тебе веник. Я ее языка не знаю, она моего. Как нам быть?

— Пусть моим врагом станет аллах, — охотно подхватила Данизат, — если я пущу иноплеменную сноху через порог, я иноязычную и видеть не захочу. Мой Чока еще не набрался ума, хоть выглядит взрослым. За него буду думать я. Он женится на той, на ком я скажу. Разве Альбиян поступил бы так, если бы был жив Темиркан? Ты дала ему много воли.

При упоминании Темиркана Хабиба и совсем забыла о фасолях.

— Здоровьем пышут твои слова, дорогая Данизат. Сколько раз Темиркан, да будет земля над ним белым облаком, говорил: ослабишь родительские поводья, переступит сын через все запреты, как через конский помет на дороге. Ну да теперь ничего не сделаешь. Теперь поздно. Даночка, дай бог ей дождаться девичьего счастья, как звонкий ручеек между родительских берегов… Твой Чока хоть и не живет под материнской крышей, в начальство вышел и перед всем районом стоит на виду, а слушается тебя.

После этого подслушанного разговора Апчаре взбрело на ум напугать Ирину. Пришелся случай, и она рассказала доверчивой москвичке притчу — не притчу, быль — не быль, историю, которую придумала сама тогда же, во время разговора Хабибы с Данизат.

Привез кабардинец молодую жену и сказал матери: «Вот твоя сноха. Передай ей права в доме, пусть будет она держательницей огня в твоем очаге».

Поглядела мать на сноху, и не понравилась ей молодая сноха. Дождалась, когда сын уехал зачем-то из аула, в попросила в колхозе подводу, будто на мельницу. А сама вместо кукурузы положила на телегу чемоданы снохи, да и саму ее посадила сверху. Привезла в город, купила билет до Прохладной и сказала:

— Дальше сама дорогу найдешь. Поезжай домой. Если дома спросят, скажи: дым в очаге слишком едкий. Не дураки родители, так сами поймут. Вот как у нас делают, — добавила Апчара словно бы от себя.

— А что это значит — дым едкий? — притворилась Ирина, будто не понимает.

— Не принял, значит, дом сноху. И одна ей дорога — назад к родителям.

Апчара помолчала, довольная тем, что ее рассказ произвел свое действие, и вдруг огорошила Ирину:

— А тебе и билет можно не покупать. Ты же незаконная жена нашего Альбияна.

— Как незаконная?

— А так. Мулла не скрепил ваш брак. И не скрепит. Потому что ты не мусульманка, а православная.

Потрясенная Ирина обо всем рассказала мужу. Альбиян сгоряча чуть не ударил сестру, но потом сдержался и лишь пригрозил, нарочно в присутствии матери:

— Если услышу еще раз что-нибудь подобное, обрею наголо, будешь как репа.

Ирина не поняла, почему так испугалась Апчара этой смешной угрозы. Она не знала еще, что нет большего позора для девушки, чем если ей отрежут волосы, а для мужчины — за трусость обреют усы.

Альбиян заставил сестру извиниться перед Ириной, но все равно москвичка и до сих пор боится как огня кабардинских обычаев.

Уже далеко ушли тимуровцы, уже и песни их стало не слышно, а Хабиба все еще глядела вдоль улицы, по которой увела кабардинских ребят ее сноха, москвичка Ирина Федоровна, мать ее внучки Даночки.

Тут и Даночка подала свой голос из дома, проснулась. Хабиба заторопилась на голосок внучки. Опять с вечера уж был приготовлен каймак.

Между тем Ирина вела ребят в горы. Чтобы сберечь их силы, она запрещала им разбегаться по сторонам, карабкаться на скалы, дурачиться.

— Не на прогулку идем, — говорила Ирина. — Сколько раненых лежат в госпиталях в ожидании излечения. Наши травы помогут им встать на ноги и снова драться с врагом.

Устроив привал, Ирина решила познакомить юных сборщиков с некоторыми травами. Образцов у нее не было. Приходилось показывать картинки, нарисованные в книжке. По этим картинкам дети учились распознавать растения.

Ребятам очень понравилось название «пастушья сумка». На стебельке расположены длинной белой кистью белые цветочки. Верхние еще цветут, а нижние уже отцвели. Из них образовались зеленые лепешечки с семенами. В середине вздутые, а по краям словно сшитые. В самом деле — пастушьи сумки.