Долговязый Джон Сильвер - [122]

— А сколько было убитых с их стороны? — спросил я, охваченный ужасом.

— Нисколько, капитан, — сказал комендант и развёл руками. — Ни одного!

— Как же так? — сказал я, конечно. — Неужели подобное возможно?

— Думаю, ни одного, — поправился комендант. — Когда мы усмирили бунт, всё было опять спокойно, тишь да благодать. Несколько рабов сбежали в горы, а именно они всё это затеяли, как утверждали оставшиеся. Мы взяли пятерых, пытали и убили, не добившись ни слова. Ничего подобного у нас прежде не случалось.

— А какая связь бунта с партией рабов, прибывшей на судне? — спросил я.

— Все белые, которые были убиты, купили невольников из той партии.

— И что же, — сказал я угрюмо, — теперь вы намерены сбагрить мне подстрекателей и бунтовщиков? Да?

— Ну что вы, капитан! Я просто хотел быть с вами откровенным, только и всего. В принципе на Сент-Томасе нет невольников на продажу. Но после бунта мы держим часть рабов с того судна за семью замками. В то же время мы были вынуждены возместить убытки тем плантаторам, которым пришлось обходиться без своих рабов. Всё это влетело нам в копеечку. Было бы лучше, если бы мы могли их каким-то образом перепродать, отослать отсюда. Понимаете? Мы не знаем, бунтовщики они или нет. Мы просто приняли меры предосторожности. Плохо то, что плантаторам нужны невольники, а эти ведь сильные и здоровые. Если бы плантаторы по сей день не были до смерти напуганы, они бы никогда не выпустили такого груза из рук. Не желаете взглянуть на них?

Голос коменданта был почти умоляющим.

— Попытка не пытка, — сказал я с неохотой. — Но я хотел бы встретиться с ними с глазу на глаз. По своему опыту знаю, они часто притворяются, валяют дурака, если поблизости кто-то из стражи или из представителей власти.

— Конечно, — сказал комендант, совсем не удивившись.

— А белый? — спросил я, как бы проявляя общий интерес. — Тот, что был подстрекателем. Его вы поймали?

— Джон Сильвер! — изрыгнул из себя губернатор с неожиданным отвращением и гневом. — Нет, этот дьявол сбежал, убив двух священников. Он умышленно застрелил двух служителей культа, хотя они взяли его работать по контракту. Ему оказали милость, иначе его наверняка повесили бы. И должен сказать вам, капитан, что если я его когда-нибудь увижу, то задушу собственными руками!

На всякий случай я промолчал. Комендант успокоился, провёл меня к тюремным камерам, сказал что-то двум стоявшим на страже солдатам и пропустил меня внутрь.

Я не сразу привык к полумраку и зловонию. Начав что-то различать, я увидел дюжину чёрных тел, свернувшихся вдоль длинной стены, как можно дальше от переполненной мочой и экскрементами бочки, стоявшей у противоположной стены. Никто не сдвинулся с места, когда дверь открылась и вошёл я. Они лежали неподвижно, будто мертвецы, но вот я увидел в полумраке несколько пар глаз, наблюдающих за мной.

— О’кей! — мой голос прозвучал так, как когда-то на борту «Беззаботного». — Есть ли здесь кто-нибудь, чёрт возьми, кто понимает, что я говорю?

Уверяю вас, в камере наступило оживление. И, чёрт побери, передо мной возник не кто иной, как Джек, он смотрел мне прямо в глаза.

— Джон, — сказал он, но тихо, он ведь был умён. — Джон Сильвер!

— Собственной персоной!

— Пленный? — поинтересовался Джек.

— Нет, — ответил я смеясь, — совсем наоборот. Я свободен, словно птица, и при деньгах. Я пришёл выкупить тебя, если хочешь.

— Если хочу? — повторил он.

Я отметил его замешательство.

— Здесь все из племени сакалава. Я не могу их бросить.

Я подумал немного. Конечно, у меня были деньги, чтобы купить их всех, но что я буду делать с ними, с целой личной охраной? Хотя, тут же подумал я, нет никакой уверенности, что у меня будет возможность объединиться с тем неизвестным пиратом. Вполне может случиться, что мне придётся плавать самостоятельно.

— Прекрасно, — сказал я, — покупаю всех, если ты за них ручаешься.

Джек просиял и дружески ткнул меня в живот. Он до сих пор не научился тому, что белые в таких ситуациях хлопают друг друга по спине.

— Ты помнишь ту женщину? — спросил я потом. — Ту, что откусила конец у Баттеруорта.

Улыбка Джека стала ещё шире, если это возможно.

— Она тоже здесь, — сказал он. — В соседней камере. Её они боятся больше всех нас.

— Она твоя? — спросил я, внезапно подумав, что это так.

— Она ничья, — с гордостью в голосе произнёс Джек. — Она принадлежит только себе самой. Она наполовину из племени аквамбу. Они подобно людям из племени сакалава, не склоняются ни перед кем.

— Хорошо, — сказал я, — тогда я и её выкуплю.

Широко улыбаясь, Джек опять ткнул меня в живот.

— Сейчас я уйду, — сказал я Джеку. — Сегодня или завтра вас под стражей повезут ко мне на корабль. Объясни остальным, я лично отрублю голову каждому, своим видом показавшему, что знает, кто я такой. И скажи, если они ещё сами этого не поняли, что как только их нога ступит на борт моего судна, они становятся свободными людьми. Я не работорговец.

Я постучал в дверь, меня выпустили, я попросил открыть соседнюю камеру, чтобы увидеть женщину, единственную в своём роде. Следующая дверь за мной закрылась, и я потерял свою прежнюю уверенность, а сообразив, что женщина, которую я, не найдя лучшего имени, назвал Долорес, была в этой камере одна, я и вовсе растерялся. Она стояла в центре камеры, будто пригвождённая к полу, спиной ко мне; похоже, она не меняла позы с того момента, как её туда поместили. Услышав мои шаги, она не повернулась, и мне пришлось обойти её. Она была такой, какой я её запомнил: высокомерной, невозмутимой и замкнутой в себе. Но пока мы стояли там лицом к лицу, я всё-таки убедился, что она приподняла веки. Да-да, я был уверен, что она вспомнила и узнала меня.