Долгое возвращение. Жертвы ГУЛАГа после Сталина - [6]
Поворотным моментом стала историческая атака Хрущёва на пережитки культа личности Сталина, произошедшая на закрытом заседании XX съезда партии в феврале 1956 года. Новый лидер не сказал всей правды, он даже не упомянул Гулаг, но, обвинив мёртвого тирана в «массовых репрессиях», производимых на протяжении 20 лет, Хрущёв негласно снял клеймо преступников с миллионов жертв фальшивых обвинений. Его речь не публиковалась в Советском Союзе до 1989 года, но и по-настоящему «секретной» она никогда не была. Копелев, например, прочитал её в распечатке «для служебного пользования» в редакции одного центрального журнала. В течение нескольких месяцев после съезда её официально зачитывали на партийных собраниях по всей стране, делая её содержание известным широкой публике. Политика избирательного освобождения перестала быть оправданной. Процесс немедленно стал массовым, чему способствовали специальные постановления, практика ускоренного рассмотрения прошений, в том числе и получивших ранее отказ, и широкие амнистии>{34}.
Наиболее драматическим моментом этого процесса стала работа 97 особых комиссий, посланных из Москвы непосредственно на места, в крупнейшие из подразделений Гулага, объединявшего порядка 65 лагерей. В состав каждой комиссии входили от 3 до 7 человек, включая представителей партии и государства и — для вящей «объективности и справедливости» — одного уже освобождённого и реабилитированного старого большевика, зачастую, правда, исключённого из партии. Все комиссии (зеки называли их «разгрузочными») получили полномочия рассматривать дела на месте и освобождать заключённых, обычно просто на основании снятия обвинения. Не все комиссии выносили справедливые решения, но большинство действовали по совести. За несколько месяцев они освободили более 100 тысяч заключённых (в том числе, ряд моих будущих знакомых), внеся существенный вклад в постоянно растущее общее число>{35}.[10] К 1959 году большинство из выживших в лагерях, колониях, тюрьмах и ссылке жертв политических репрессий оказались на свободе>{36}.
Вскоре после речи Хрущёва возвращающиеся домой зеки стали привычным зрелищем в поездах и на улицах городов всего Советского Союза. В одинаковых лагерных телогрейках, зачастую не имеющие при себе ничего, кроме справки об освобождении с отметкой о пункте следования, железнодорожного билета и небольшой суммы денег на еду, они выглядели истощенными и состарившимися до срока>{37}. Когда один такой бывший зек пришёл в комитет партии, смущаясь своего внешнего вида, другой бывший зек, работающий там, его успокоил: «Ничего, сейчас многие ходят по Москве в такой одежде»>{38}.
Не все освобожденные из лагерей и ссылок поехали домой. Некоторым из них, арестованным по серьёзным политическим делам, было временно запрещено проживать в Москве и других крупных городах. Кроме того, не все депортированные народы получили право вернуться на историческую родину. А для очень многих понятия «дом» просто больше не существовало: годы заключения стоили им не только их семей, работы, собственности, но и чувства привязанности к чему-либо или кому-либо.
Сотни тысяч освобожденных — «благоразумные», по оценке Солженицына>{39}, — остались жить на обширных просторах уменьшившейся гулаговской империи, в основном в Сибири и в Центральной Азии. Одни оставались из-за новых семей, которыми успели обзавестись, или высоких зарплат, которые им, теперь уже вольнонаёмным, предлагали нуждавшиеся в рабочих руках местные предприятия. Другие -из-за отсутствия проездных документов, третьи — оттого что сердцем прикипели к этим суровым местам, а четвёртым просто некуда было ехать>{40}. Много лет спустя, после того как лагерные вышки и ограждения из колючей проволоки были сметены бульдозерами, посетители этих мест продолжали натыкаться на страшные следы того, гулаговского, мира: лагерные строения, братские могилы, черепа. А в отдалённых столицах бывшего Гулага — Магадане, Норильске и Воркуте — можно было встретить живые свидетельства: самих бывших узников и их многочисленных потомков>{41}. (Для большинства из них вновь настали нелёгкие времена, когда постсоветское государство прекратило щедрое финансирование этих регионов.)
Но миллионы выживших всё-таки вернулись домой — или попытались это сделать. Это были люди, некогда столь же разные, сколь разнообразен был сам Советский Союз, представлявшие все социальные слои, профессии и национальности страны Советов. Десятилетиями сталинский террор черпал свои жертвы во всех слоях и группах общества, сверху донизу. В Гулаге же, как писал Александр Твардовский, чьи родители-крестьяне были сосланы как кулаки:
