Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории - [149]

Остановились на большой неосвещенной площади. На каких-то буграх. Все быстро слезли и исчезли в темноту. По площади бродила огромная лохматая собака и человек. Мне показали гостиницу – одноэтажный домик на другом конце площади. Туда направились еще двое. Постучались. Нас сразу впустили.

Пахнуло каким-то необыкновенным уютом сразу в передней. Ярко горела лампа. Было тепло и тихо. На столе стоял самовар, покрытый чистой марлей. Вышла заведующая, высокая, стройная немолодая женщина и какой-то заспанный паренек. Нас стали спрашивать, откуда, зачем. Те двое оказались молодыми специалистами, направленны ми сюда на работу из Киевского политехнического института. Когда я сказала, зачем приехала, заспанный паренек вдруг встрепенулся и спросил фамилию. Назвала. Заведующая повела молодых специалистов на свободные койки, а мне велела ждать. Я подумала: «Если не пустят, попрошу переждать до утра в передней». Паренек чем-то напоминал брата Михаила и был этим приятен. Он сказал, услышав фамилию:

– Как будто бы знаком. Он расконвоирован?

– Не знаю.

– Да-а… Он не в третьем лаготделении?

– Ничего не знаю. Знаю только почтовый ящик и еще, что он был фельдшером. Буду завтра искать.

Ничего, найдете, – подбодрил паренек. Вернулась заведующая. Постояла, подумала и велела идти в ту же комнату, куда ушли те двое. Комната маленькая, узкая, три койки, стол и стул. Чисто. Светло. Стеклянная дверь на бал кон наполовину забита фанерой наглухо, так что на месте дверной ручки была приделана розетка. От нее шел шнур к репродуктору, который лежал на полу около кровати и издавал какие-то дребезжащие звуки.

Молодые специалисты – муж и жена – возились с чемоданами и были всецело заняты ими.

На часах в передней пробили два часа – местное время. Значит, в Москве, бьет сейчас на Спасской башне 12.

Я умылась, разделась, легла. Теперь спать, спать! Выспаться, а завтра – действовать! Пробовала представить себе, куда я приехала. Ощутить, что он где-то близко, совсем рядом. Что мы дышим одним воздухом. Что, может быть, завтра увидимся.

Но сердце – маленький сухой комок – не чувствовало ничего.

28 августа 1951 года.

Утром проснулась от громкого разговора. Молодые завтракали, болтали. На меня не обращали никакого внимания. Я быстро встала за их спинами, оделась. На душе – гнетущая, непонятная тяжесть. Перевязала ссадины на руке, ноге, подбородке, еще не зажившие после падения с велосипеда, и вышла в переднюю. Появился паренек и сказал, что надо идти к Зинке в амбулаторию. Она знает. Только собралась идти, как вошла вчерашняя заведующая – милая, простая в большом белом халате на плечах. Посоветовала сходить лучше в другую гостиницу, недалеко отсюда, к врачам, которые работают в зоне. А Зинку никакую не спрашивать. Пошла к врачам. Врачи уже ушли. Значит, надо возвращаться, пробовать через Зинку.

Симпатичный паренек фамильярно поговорил с Зинкой по телефону, поблагодарил ее и велел мне идти с ним. Он был в грязной коричневой спецовке. Рука перевязана бинтом.

Чем-то он к себе притягивал – своей деловитостью, добродушной развязностью, непосредственностью. И уж больно похож на брата Михаила, здесь, в глуши, далеко от дома.

– Ваш муж расконвоирован. Он живет отдельно. Вы можете с ним хоть целый день сидеть.

Сердце ухнуло. Этого не может быть! Тут какая-то ошибка.

Паренек зашел в амбулаторию перевязать руку, сказал подождать. Стою, думаю – ждать или не ждать? И ре шила уйти от паренька, найти третий лагпункт, о котором вчера ночью упоминалось в гостинице.

Никто не знал, где он находится. Посылали в разные стороны. Шла по дороге, на которую указывало большинство. Тут и дороги толком не было. Глиняные низкие хаты лепились довольно беспорядочно. Отдельно стояли одноэтажные и двухэтажные каменные дома. За домами пустыри, огороженные колючей проволокой.

Дошла до переезда железной дороги. По ту сторону железной дороги высилась черным корпусом шахта.

Может, Андрей где-нибудь здесь? Никого не видно. Оглянулась – паренек догоняет.

– Что же вы ушли? Я все равно иду туда.

Он, не останавливаясь, пошел дальше.

– Сейчас сделаем так. Я пройду в зону. У меня есть пропуск. Я механик. Все узнаю, а вы ждите.

Перешли переезд. Мимо шахты. Он назвал шахту своей, номер 43. Против шахты, через дорогу расстилалось огромное пространство за двумя рядами проволоки. Везде пусто. Работы еще не начались.

– Меня зовут Семен. А вас?

Некоторое время шли молча.

Потом он стал говорить, что свидания не дают, но если кто приезжает, что, правда, бывает редко, то иногда устраиваются. Вдали показалась высокая каменная стена с вышками. Прошли мимо собачника. Страшные, колоссальные собаки-волкодавы лежали и ходили на цепи. Увидев нас, некоторые вяло залаяли.

Осталось перейти площадь, а там – вход в зону, вахта 3 лагпункта.

– Ты меня не знаешь, – сказал Семен, – я иду по-своему делу, ты – по-своему.

Я была немного сбита с толку. Зависимость от этого человека сковывала волю. И, несмотря на его доброжелательность, это было почему-то неприятно. Подсознательно чувствовала, что начинается какая-то вынужденная ложь – от этого коробило. Я уже не знала, что говорить, что отвечать, если спросят.