Долгий '68: Радикальный протест и его враги - [25]

. Также выяснилось, что с большей вероятностью в протестах участвовали студенты, отличавшиеся высокой академической успеваемостью. Исследование, охватившее студентов, которые были вовлечены в протесты в Эссекском университете в 1968 году, выявило, что их оценки были выше средних — открытие, весьма удивительное в свете того, сколько времени у них отнимали сами протестные акции⁹.

Два французских социолога, Пьер Бурдьё и Раймон Будон, предложили альтернативную интерпретацию. По их мнению, ядро протестующих составили выходцы из благополучных семей, имеющие весьма средние показатели академической успеваемости; именно такие студенты считали, что слишком широкое распространение университетского образования снижает экономическую ценность их квалификаций. Особенно болезненно подобная девальвация сказывалась на тех, кто изучал социологию — предмет, который в наибольшей степени ассоциировался с протестами 68-го¹⁰.

За этими интерпретациями могут стоять реальные различия между ситуацией во Франции и в англосаксонских странах. Тот факт, что социология пользовалась популярностью во французских университетах, не придававших особого значения академической селекции, снижал ценность ученых степеней по социологии; но тот же самый факт ее востребованности в более разборчивых британских университетах означал нечто иное, а именно то, что к социологическому образованию допускались лишь самые квалифицированные студенты. Кроме того, в Великобритании и Америке особым престижем пользовались крупные исследовательские учебные заведения, а ученые, которые позже изучали студенческие протесты, зачастую оказывались выпускниками и/или преподавателями этих институций. Британские специалисты из Лондонской школы экономики, обосновывая тезис о том, что студенческие протесты были связаны с «элитными» университетами, опирались на американские наработки — данное обстоятельство является хорошим примером американизации академической жизни¹¹.

По контрасту с этим во Франции особым престижем пользовались «высшие школы» (grandes écoles), которые, несмотря на название, были довольно миниатюрными учреждениями (см. главу 5). И Бурдьё, и Будон были выпускниками Высшей нормальной школы (École Normale Supérieure) — весьма знаменитой, но очень маленькой. В отличие от французских университетов, «высшие школы» подвергали абитуриентов жестким вступительным экзаменам. Тот, кто оценивал образовательную систему Франции с этих олимпийских высот, действительно мог заключить, что подавляющее большинство французских студентов составляли академические посредственности.

Однако обе изложенные интерпретации подвергались критике. Если говорить о британских и американских университетах, то совсем неудивительно, что протесты в престижных вузах привлекали больше внимания, чем беспорядки в малознакомых учебных заведениях, находящихся вдали от больших городов. Многие авторы, писавшие о студенческих протестах, попросту игнорировали институции, с которыми они не были знакомы, — в контексте Соединенных Штатов это означало, что акции в небольших колледжах на Юге почти не освещались. Это позволило одному из социологов поставить работу своих коллег под сомнение: по его словам, «получается, что их выводы достоверны только в отношении публичных институций, имеющих хотя бы небольшой процент белых студентов»¹².

Но радикальные движения возникали и в тех учебных заведениях, которые отнюдь не были привилегированными — например в Университете штата Нью-Йорк в Буффало, Университете штата Мичиган и государственном Кентском университете в штате Огайо. В Великобритании самые острые конфликты, то есть те, которые провоцировали наиболее агрессивную реакцию со стороны властей, происходили вообще не в университетах, а в художественных колледжах, особенно в Колледже искусств Хорнси в Лондоне и Гилфордской школе актерского мастерства в графстве Суррей. Правила академической свободы, которые регулировали университетскую жизнь, в заведениях этого типа не предоставляли никакой защиты недовольным, а руководители колледжей были подотчетны муниципальным политикам из местных советов по образованию, а не университетским советам управляющих. Например, директор Гилфордской школы актерского мастерства, столкнувшись с протестами, попросту уволил 42 штатных и внештатных сотрудника¹³.

Если говорить о Франции, то многие современные исследователи, в особенности soixante-huitards или их дети, отрицают, что протестующие 1968 года всего лишь реагировали на ослабление собственных социальных позиций¹⁴. По их словам, напротив, многие недовольные происходили из весьма скромных семей и поднимались как раз благодаря полученному образованию. Если же они и сталкивались с нищетой или безработицей, то это чаще было следствием, а не причиной того, что они делали в 68-м. Стоит также иметь в виду, что и многие ключевые фигуры того времени отказывались объяснять потрясения 68-го ссылками на социальную или образовательную деградацию молодых выходцев из буржуазной среды. Например, супруга Шарля де Голля настаивала на том, что за ажиотажем во французских университетах стояли не буржуа, а парвеню, которые в массовом порядке пошли в университеты, не обладая культурным багажом, накапливаемым столетиями