Долгий '68: Радикальный протест и его враги - [21]

Мода и музыкальные вкусы могли не только объединять, но и разделять молодежь, и те, кто считал себя ее лидерами, зачастую вовлекались в нечто вроде гражданской войны, которая велась внутри молодого поколения. В США банды мотоциклистов — прежде всего «Ангелы ада» (The Hell Angels) — представляли один из пластов молодежной культуры, начиная с 1950-х. В основном подобные банды, если и придерживались каких-то политических взглядов, то относили себя к правым, отличаясь склонностью к насилию. В декабре 1969 года «Ангелам ада» предложили «обеспечить безопасность» в ходе Альтамонтского рок-фестиваля. Во время концерта, когда Rolling Stones исполняли «Sympathy for the Devil», члены этой группировки зарезали чернокожего подростка.

Английские «Ангелы ада» были не столь жестокими, как их американские единомышленники, но и «детьми цветов» их назвать трудно. Скинхеды — парни из рабочего класса, сочетавшие любовь к черной музыке со склонностью к насилию и коротко стрижеными волосами, — были прямой противоположностью хиппи⁴⁵. Бывшие студенты-сквоттеры, основавшие общину в доме 144 по улице Пикадилли в Лондоне, стремились, по их словам, «создать единую коммуну из различных элементов района Пикадилли, чтобы сначала организовать эффективный отпор легавым, а затем отвоевать территорию для собственных надобностей». Но этот план не удалось реализовать, поскольку на них напали местные «Ангелы ада» и скинхеды. Представитель коммуны, бывший студент Кембриджа, желая выгородить себя, указывал на свои синяки и вопрошал у полицейских: «Посудите сами, будь я их лидером, разве меня бы так избили?»⁴⁶.

Политика и родители

Иногда студенческий протест не разобщал, а объединял детей и родителей. Эдуар Балладюр, в 1968-м работавший в канцелярии французского премьер-министра, написал небольшое автобиографическое произведение, где изобразил себя молодым человеком по имени Франсуа, студентом Нантера. Рамель, его отец, «ничего не навязывал и, следовательно, ни во что не вмешивался». Рамель вполне привык к регулярным и упорядоченным демонстрациям левых, но после завершения войны в Алжире сам уже не испытывал склонности к протестам. Для Рамеля и других родителей-буржуа все изменилось после того, как ночью 12 мая 1968 года полиция атаковала студентов: «Прежде отцы не могли позволить себе быть отцами, боясь показаться нелепыми или бестактными. Но теперь они внезапно и жестко вновь обрели отцовство… Необходимость защитить детей, которым угрожала опасность, затмила собой все»⁴⁷.

В других случаях озлобленность молодых радикалов отчасти, по крайней мере, проистекала из их негодования на собственных родителей. Именно это происходило с детьми бывших нацистов в Западной Германии (см. главу 6) и кое-где в Америке. Джефф Шеро Найтбирд вырос в Техасе, а его отец был полковником запаса ВВС. Вступление в организацию «Студенты за демократическое общество» означало для него безусловный разрыв с семьей: это было похоже на «присоединение к христианской секте» в Древнем Риме⁴⁸. Однако таких примеров было немного. Даже те американские политики, которые вели войну во Вьетнаме, были в основном демократами, а некоторые из них и вовсе считали себя либералами. Когда их дети присоединялись к антивоенному движению, гнев с обеих сторон был столь велик, что мог порой обернуться реальным заболеванием. Тем не менее отношения между отцами и детьми — иногда посредниками в них выступали матери, которые сами не одобряли войну, — редко разрывались окончательно и бесповоротно. Стэнли Ресо был министром армии США; но его сын, приехав в Вашингтон на антивоенную демонстрацию, накануне ночевал в семейном доме, причем вместе с друзьями. Когда в 1966 году антивоенные активисты пикетировали загородный дом министра обороны Роберта Макнамары, его семнадцатилетний сын Крейг вышел поговорить с ними. Он хотел выразить свое сочувствие их делу, но одновременно надеялся «смягчить ситуацию» для отца⁴⁹.

В целом родители студентов-радикалов зачастую сами были левыми или, по крайней мере, «либералами». Так, отцы и матери большинства студентов Лондонской школы экономики, поддерживавших протесты, на выборах неизменно голосовали за левых. На ситуацию, кстати, любопытно было бы взглянуть под фрейдистским углом вековечного конфликта отца и сына, поскольку наблюдалась очевидная корреляция между политическими взглядами матерей и их детей-активистов⁵⁰. Та же тенденция прослеживается и в случае с молодыми людьми из Бостона, отказавшимися служить. Среди их отцов 54 % поддерживали Демократическую партию, а 35,7 % были либеральными демократами; среди матерей сторонницы демократов составляли 83,8 %, а либеральными демократками были 39,7 %⁵¹. Иногда матери, задетые первыми импульсами борьбы за освобождение женщин, начинали выступать против властей в той же манере, что и их недовольные дети. В Швейцарии дочь ортодоксальных коммунистов, вступив в троцкистскую Лигу марксистов-революционеров (Ligue Marxiste Révolutionnaire), вдруг с удивлением обнаружила, что ее мать стала членом еще более радикальной маоистской группы «Перелом» (Rupture)