Долгая зима - [43]

«Где начальник? Что с ним случилось?» — спросили у него рабочие.

«А я почем знаю? — только и мог он ответить. — Я знаю только, что меня не убило. Я в жизни такого больше делать не стану. Даже за миллион долларов золотом!»

Десятники велели рабочим взяться за кирки и лопаты. Они откопали второй паровоз и расчистили снег. Машинист отогнал его назад, чтобы он не мешал, а рабочие принялись судорожно раскапывать снег впереди, пытаясь добраться до первого паровоза с начальником дороги. Вскоре они наткнулись на твердый лед.

Первый паровоз на полной скорости весь полностью врезался в снег. Он был горячий от пара. Пар растопил снег вокруг него, а потом вода замерзла и обледенела. Начальник дороги, задыхаясь от ярости, сидел в кабине паровоза, который вмерз в ледяную глыбу!

Грейс, Кэрри и Лора расхохотались. Даже мама — и та улыбнулась.

— Бедняжка, — сказала Мэри. — Не вижу тут ничего смешного.

— А я вижу, — возразила Лора. — Пусть не воображает, что он умнее всех.

— Гордыня до добра не доводит, — заметила мама.

— Пожалуйста, расскажи, что было дальше, папа! — взмолилась Кэрри. — Его откопали?

— Конечно, откопали. Рабочие разрыли снег, разбили лед, проделали в нем дыру, пробрались к паровозу и вытащили оттуда начальника. Он остался цел и невредим, и паровоз тоже. Весь удар пришелся на снеговой плуг. Начальник дороги пошел назад ко второму паровозу и спросил машиниста: «Вы можете осадить назад?» Машинист ответил, что уже и сам об этом подумал.

«В таком случае действуйте! — распорядился начальник, а когда рабочие освободили из-под снега его паровоз, объявил: — По вагонам! Едем обратно в Трейси. До весны все работы прекращаются».

— Вот видите, девочки, вся беда в том, что у него не хватило терпения, — закончил свой рассказ папа.

— И настойчивости, — добавила мама.

— Вот именно, — согласился папа. — Убедившись, что с помощью лопат и снегового плуга пробиться невозможно, он решил, что это невозможно вообще, и оставил все попытки. Беда в том, что он — человек с Востока. Здесь, на Западе, без терпения и настойчивости ничего не сделаешь.

— И он уехал? — спросила Лора.

— Сегодня утром. Об этом сообщили по телеграфу, а телеграфист в Трейси рассказал все Вудворту, — отвечал папа. — Ну ладно, теперь мне пора идти кормить животных, пока еще окончательно не стемнело.

Потрепав по плечу Лору, он спустил с колен Грейс и Кэрри. Лора поняла, что папа хотел ей сказать: она уже большая и в тяжелые времена должна поддерживать папу и маму. Ей нельзя впадать в уныние — она должна держаться стойко и подбадривать остальных.

Поэтому, когда мама стала укладывать Грейс в постель, она запела:

О Ханаан мой, Ханаан,

К тебе стремлюсь я, Ханаан...

Лора подхватила, сказав:

— Пой, Кэрри!

Кэрри тоже запела, а потом и Мэри вступила своим чистым сопрано:

Через бурливый Иордан

Вперяю жадный взор

На вожделенный Ханаан,

На сладостный простор.

О Ханаан мой, Ханаан,

К тебе стремлюсь я, Ханаан!

Закат алыми лучами окрасил замерзшие окна и осветил розовым светом кухню, где у теплой печки переодевались перед сном сестры. Но Лоре показалось, что ветер переменился и в нем зазвучали дикие грозные ноты.

Когда мама, плотно укутав девочек теплыми одеялами, спустилась вниз, они услышали, как буря с новой силой обрушилась на дом. Дрожа от холода, девочки тесно прижались друг к другу и прислушались. Лора представила, как затерянные в снегу слепые одинокие домики стоят, съежившись под ударами злобной стихии. В городе было много домов, но ни единый лучик света из одного окна не достигал другого. И город тоже остался совсем один среди бесконечной замерзшей прерии, над которой носились снежные вихри, ревели ветры, а пурга своею темной пеленой окутала солнце и звезды.

Лора старалась думать о том, как вкусно будет пахнуть завтра за обедом жареное мясо, но все равно не могла забыть, что город до весны остался отрезанным от всех. У них в доме еще есть полмешка пшеницы, из которой можно намолоть муки, и несколько картофелин, но до прихода поезда не будет больше ничего съестного. Пшеницы и картошки им, конечно, не хватит.

Тьма и стужа

Метель, казалось, никогда не кончится. Временами она ненадолго стихала, но вскоре яростные порывы северо-западного ветра с новой силой обрушивались на темный замерзший дом, осыпая его сухим колючим снегом. Потом появлялось солнце, но к полудню злобный ветер снова заметал всю округу ледяным песком.

По ночам Лора никак не могла согреться. В полусне ей привиделось, будто ужасная вьюга, бесконечная, как небо, наклонилась над тонкой, словно бумажной, крышей, огромной невидимой тряпкой протерла в ней дыру и с хриплым хохотом врывается в дом, а Лора едва успевает проснуться, чтобы спастись.

После этого Лора от страха не могла уснуть. Сжавшись в крохотный комочек, она неподвижно лежала во тьме, а черная ночь, которая прежде была ей надежной и доброй защитой, теперь наводила ужас.

«Я не боюсь темноты, я не боюсь темноты», — без конца твердила Лора, опасаясь, что стоит ей хоть чуточку шевельнуться или вздохнуть, как непроглядная тьма обнаружит ее и тотчас же вцепится своими острыми зубами и когтями.