Долгая полночь - [44]

Теперь на виселице здесь мерно раскачивались три тела – две женщины и мужчина, уже высохшие и обветренные. На голове одного из них сидел ворон и деловито разглядывал мертвецов.

А у помоста Жанну ждал лорд Роджер Мортимер верхом на кауром жеребце. Англичанин был один, без свиты, и одет всё так же просто.

– Я ведь говорил, что ничего у вас не выйдет, леди Мируа, – проговорил он, когда Жанна приблизилась.

– Что дальше, милорд? – устало спросила колдунья. – Я не стану служить английскому королю против воли.

– Это уж не моя забота, – он пожал плечами. – Король найдёт способ вас убедить, от меня же требуется дождаться корабля из Англии и отправить вас туда как можно быстрее. Оттуда вы уже не сбежите.

– Вы так думаете?

– Конечно. И раз уж вы теперь не любите братьев д’Олерон, я буду счастлив предоставить вам покои, о которых говорил в первую нашу встречу. В конце концов, не в чумном же доме вам селиться?

Он подчёркнуто говорил по-английски, вынуждая Жанну отвечать на том же языке. Он будто показывал, что теперь-то взбалмошной колдунье не деться уже никуда, и волей-неволей Жанне пришлось с этим согласиться.

Единственным способом осталось проломить себе дорогу силой. А что может сделать один рыцарь и женщина против десятка стражников? Даже если женщина владеет колдовством?

Много и ничего, – вдруг подумалось Жанне. Она призовёт духа и обрушит его силу на тех, кто преграждает ей путь – это не так уж сложно. Вот только после этого доминиканцы не успокоятся, пока не найдут её и не призовут к ответу. Она и так ходит по тонкому льду, призывая Балгурфа в церкви, натравливая его на разбойников, вздумавших поживиться на тракте. Убийство королевских воинов с помощью потусторонних сил ей могут и не простить. А даже если она избавится от гнева людского, никто не скажет, что будет ждать на небе.

Да и стоит ли так цепляться за верность Филиппу де Валуа – королю, который уже пытался однажды убить её? Как должен поступить достойный человек в этом случае? Жанна не знала, и теперь вопросы эти жгли её изнутри, не давая думать и действовать.

– Кто такая Маргарита? – вдруг спросила колдунья.

Мортимер вскинул брови.

– В этом городе немало женщин с таким именем, а во Франции их и вовсе множество, – сказал он. – О какой из них вы хотите спросить?

– О той, которую знал Томас Норроуэй.

– Она была дочкой одного из местных рыцарей, убитого при Обероше, – он пожал плечами. – Её взяла в ученицы и дочери здешняя травница, весьма почтенная дама. А сэра Томаса однажды ранили из арбалета, и стрела застряла глубоко, так, что вытащить не смогли. Тогда его потащили к той самой травнице. Маргарита вырезала наконечник, обработала рану, да так – уж не знаю, что она делала – что Томас влюбился в неё по уши. Выкупил у приёмной матери и хотел отвезти в Англию, но ревнивая ведьма отравила бедняжку. Чёрный Бык из Норроуэя... он, конечно, расплатился с ней за это, но Маргариту было уже не вернуть. Fortuna caeca est[1], как это ни печально.

– Что ж, – вздохнула Жанна. – Спасибо и на том. Что до вашего предложения... Вижу, у меня нет выбора, милорд?

– Разумеется, – подтвердил Мортимер.

Вечером к ней приехал Солнечный рыцарь.

Жан был угрюм и мрачен. Сопровождали его Берт и почему-то Джек, один со всё той же глупой улыбкой на лице, второй – переминающийся с ноги на ногу и прячущий взгляд.

– Я прошу прощения, Изгоняющая, – глухо сказал рыцарь, не поднимая головы. – Я не знал, что мой брат попытается задержать вас, и что мои люди послушают его.

– Не держу зла, мессир, – тихо ответила Жанна, и на душе у неё стало вдруг странно холодно. Изгоняющей её звали только гости из-за Грани, чужие люди и враги.

– Несдержанное слово жжёт меня, и всё же я не скажу, что смогу исполнить его, – продолжил Солнечный рыцарь. – У меня нет на то ни сил, ни желания. Если вы уедете из города, то вас убьют – если не разбойники на тракте, то король в столице. Я бесконечно благодарен вам за спасение Луи – и всё же не стану больше подвергать опасности.

– К чёрту, – буркнула колдунья. – Я останусь в городе и помогу вам с демоном. А теперь оставьте меня.

Жан поклонился и вышел – вышел вместе с Бертом. Но Джек, воровато оглянувшись, остался, и с первых же его слов Жанна поняла: надежда ещё жива.

– Не скажу, что дела ваши плохи, миледи, я и сам рад был бы знать, что вы на наших островах поселитесь, не так уж там дурно живётся, – сообщил он. – Но удерживать вас там против воли я бы не стал – слишком это чревато, а потому, если хотите, выведу вас из города.

– Мессир д’Олерон пытался, да не вышло, – мрачно ответила колдунья. – Почему же ты думаешь, что получится у тебя?

– Потому что француз этот ваш полагался на людей, а люди – твари лживые и мерзкие, и всё равно, рыцари они или смерды, уж я-то знаю это преотлично! Нет, миледи, если вы согласитесь, то никому ни слова, молчок, и тогда всё пройдёт как по маслу.

Лживые и мерзкие, – подумала Жанна. Джек, который в отрядах эллекина три года опустошал Бретань, действительно знал это лучше многих других. А ведь она сама пробыла там столько времени, и всё же оставила в себе немало наивности.