Долгая дорога домой - [5]

– Убедил! – буркнул Марш.

Несмотря на симпатию и уважение, которое он испытывал к своему коллеге, голос Тома уже начал его раздражать, усиливая боль, пульсирующую в висках, ту самую головную боль, существование которой Марш так яростно отрицал пару минут назад.

– Ты согласился? Ну, это что-то новенькое, – хохотнул Том.

– Выбора-то у меня нет, – заметил Марш, ощутив внезапную слабость. – Но как же моя дочь? Ты уверен, что она не пострадала?

– Я был в отделении, когда привезли тебя и другого водителя, но дочку твою не видел. Наверняка полиция уже связалась с твоими родителями, и они сейчас едут в больницу. Но, чтобы ты не беспокоился, я пойду и спрошу насчет твоей малышки.

– Спасибо. Надеюсь, мои родители дома, – со вздохом добавил Марш. – Они не знают о нашем приезде. Я хотел сделать им сюрприз.

– Представляю, как они по тебе соскучились. А как дела у Пайпер? Она дома или все еще в Европе?

– В Европе, – ответил Марш, вспомнив свою младшую сестренку, с которой не виделся пять долгих лет.

– Что ж, в любом случае что-нибудь придумаем, – сказал Том. – А пока я дам распоряжение перевести тебя наверх в отдельную палату.

Марш почувствовал, что Том похлопал его по плечу.

– Лежи и попытайся успокоиться.

– Легко сказать, – проворчал Марш себе под нос.

Он слушал звук удаляющихся шагов и скрип закрывающейся двери.

Затем наступила гнетущая тишина, и страх налетел на Марша, словно летний шквал. Темнота давила на него, обступила со всех сторон, со зловещей неотвратимостью напоминая о его слепоте.

Там, где раньше были свет и краски, оттенки и контуры, люди и движения, теперь воцарилась всепоглощающая чернота, терзающая его, навязавшая ему роль узника.

Дыхание застывало у него в горле, и сердце колотилось, как сумасшедшее. Голова болела, а во рту чувствовался привкус желчи. Часто сглатывая, Марш боролся с подступающей тошнотой.

Злясь на себя за свою слабость, Марш скомкал правой рукой простыню. Он ощутил новый прилив страха, заставивший его сердце биться еще быстрее.

Длинно и витиевато выругавшись, Марш сосредоточился на своем дыхании, набрав полную грудь кислорода и медленно выдохнув. Повторив это упражнение во второй раз, он помимо больничного запаха заметил нежный и возбуждающий аромат жасмина.

Он нахмурился. Запах казался смутно знакомым, но Марш даже ради спасения своей жизни не смог бы вспомнить, при каких обстоятельствах чувствовал его раньше. Какой-то образ крутился у него в мозгу, оставаясь недосягаемым. Марш вдохнул снова, надеясь подстегнуть свою память, но аромат исчез.

«Наверное, это духи одной из медсестер, – предположил Марш. – Быть может, той, которая не разрешала мне встать с кровати, которая не дала мне упасть».

Он вспомнил, как навалился на нее, ища поддержку, как ощутил силу и мягкость ее тела и заметил витающий в воздухе аромат жасмина.

Марш покачал головой. Без сомнения, ослепнув, он стал более восприимчив к запахам.

Он осторожно выпустил из рук одеяло и, стремясь преодолеть гнетущий страх, начал вспоминать обстоятельства аварии.

Последним, что видел Марш, была мерцающая янтарная вывеска, предупреждающая о том, что они подъезжают к «Пяти углам» – оживленному перекрестку на юге Кинсайда. Он разговаривал с Сабриной, рассказывал ей о том, как замечательно они заживут на ранчо «Голубой бриллиант» вместе с ее бабушкой, дедушкой и дядей Спенсером.

Но счастливого возвращения домой не получилось, и Марш угодил в ловушку тьмы. Тридцатисемилетний жизненный опыт не подготовил его к этому чужому и незнакомому миру, миру без света, миру, перед которым Марш чувствовал себя слабым и беззащитным. Неужели это его наказание за то, что когда-то он отвернулся от собственной дочери?

Третья глава

– Кейт, может, отведешь Сабрину наверх, к отцу?

Кейт собралась было возразить, но промолчала, зная, что обязана выполнять распоряжения доктора Франклина. С тех пор, как она нашла его и объяснила ситуацию, Сабрина без конца упрашивала, чтобы ее пустили к папе.

– Это нетрудно? А то мне еще нужно кое-какие бумаги заполнить.

– Нет, – ответила Кейт, взглянув на Сабрину. – Просто… ну, то есть… Он уже может…? – Она запнулась, понадеявшись, что доктор Франклин сам догадается, что она хотела спросить.

– Ах, да. – Врач понимающе кивнул и повернулся к ребенку. – Есть одна вещь, которую ты должна узнать. Когда случилась авария, твой папа сильно порезал лицо и заработал несколько синяков и «фонарь» под глазом.

– Фонарь? – переспросила Сабрина. – Я никогда еще не видела фонарей под глазами.

– А… и это еще не все, – продолжил доктор Франклин, сохраняя тот же невозмутимый тон. – Из-за удара по голове твой папа ослеп.

Сабрина испуганно взглянула на Кейт и снова посмотрела на доктора.

– Я знаю, это звучит ужасно, – ровным голосом продолжил врач. – И, поверь мне, твой папа тоже очень расстроен. Но как только опухоль пройдет, он сразу же поправится.

– Он снова будет видеть?

– Он снова будет видеть, – подтвердил врач.

Похоже, девочка не очень огорчилась известию о папиной слепоте, и Кейт мысленно поблагодарила доктора Франклина за его спокойный и сдержанный рассказ.

– Теперь мне можно к нему?