Долг и страсть - [38]

— Я обедал с матерью и отцом, — мягко сказал Саид. — Отец слишком слаб, чтобы принимать… — он едва не сказал «посторонних», но вовремя спохватился, — гостей, — с трудом закончил он.

Мей внимательно смотрела на него.

— И это все? Почему ты не сказал мне об этом?

Она бы ни за что не узнала, и все же Саид понимал, что если не будет честен со своей неистовой Мей, то потеряет ее.

— Нет, это не все. — Он вздохнул. — Там была также молодая женщина.

Мей застыла, почуяв новую и незнакомую опасность.

— Не уверена, что понимаю, о чем ты говоришь.

— Мой отец очень болен…

— Я это знаю.

— Скоро он умрет, — откровенно сказал Саид и на несколько мгновений погрузился в мрачное молчание. — И я должен буду жениться, когда закончится год траура.

Никогда еще Мей не испытывала такой боли. Она чувствовала себя просто раздавленной, но все же умудрилась сохранить самообладание. Разве не об этом предупреждали ее интуиция и здравый смысл?

— И эта… молодая женщина… была одной из череды кандидаток, подобранных для тебя?

Как нелепо это звучит в устах его прекрасной Мей!

— Да.

Он вернулся мыслями к девушке, приведенной его матерью, к ее тонкому юному телу, задрапированному в великолепно расшитые шелка. Видны были только глаза, и очень красивые глаза — огромные, оленьи, богатого шоколадного цвета.

Но поначалу она была очень скованна, а потом ловила каждое его слово, и слишком покорно со всем соглашалась, и так восхищалась наследником трона! Саид видел, как его мать одобрительно кивает, и попытался представить семейную жизнь с такой женщиной.

Она родит ему прекрасных сыновей, а потом неминуемо растолстеет и наскучит ему. Интересно, заметили ли мать и отец, что его занимают подобные мысли, подумал он сейчас.

— Значит, это она будет той счастливицей? — спросила Мей, едва удерживаясь от того, чтобы не закричать.

— Нет, не она.

— О! Видимо, она узнала, как ты провел сегодняшний день, да? Лежа со мной под палящим солнцем пустыни? Занимаясь любовью со мной?

Эта насмешка оживила воспоминания, вспыхнувшие с беспощадной ясностью и пробудившие в Саиде злую страсть. Он грубо схватил Мей в объятия, хотя видел по ее сузившимся глазам, что она не возражает. О, ничуть не возражает, подумал он, впиваясь в ее губы.

И только немного утолив чувственный голод, он поднял голову и посмотрел в ее изумленное лицо. Ресницы Мей взметнулись, и она ответила на его взгляд. Губы приоткрылись, чтобы произнести его имя, но из них не вырвалось ни звука.

— Мей, — с нежностью сказал Саид, и теплое дыхание коснулось ее щеки. — Как мы можем быть любовниками, если ты предъявляешь мне столь неразумные требования?

Ее пальцы впились в мускулистые плечи, покрытые сапфировым шелком.

— Большинство людей не назвало бы их неразумными!

— Большинство людей, большинство людей, — передразнил он. — Мей, Мей, моя милейшая Мей, я не принадлежу к большинству людей. Мы оба знаем это. Я говорил тебе об этом с самого начала.

Она печально покачала головой.

— Нет, не с самого начала. Саид. Ты сказал мне это только перед тем, как мы стали заниматься любовью, когда это должно было случиться с такой же неизбежностью, с какой ночь сменяет день. Ты делал все, что в твоих неограниченных силах, чтобы довести меня до этого. Ты… — она замолчала, подыскивая слово, — играл со мной! Вот что ты делал! И не отрицай этого! Дразнил меня, и искушал меня, и…

Он осторожно приложил указательный палец к ее губам и, почувствовав, что они дрожат, испытал нечто гораздо более сильное, чем простое желание. Как хорошо она его узнала! Разве это возможно за столь короткое время?

— Да, я признаю свою вину, — медленно сказал Саид. — По всем пунктам твоих обвинений.

Ее негодование смягчила радость осознания того, что она поняла его немного больше, чем ему этого хотелось бы. И пальцы Мей непроизвольно сжались на его затылке.

Саид почувствовал, что она капитулировала, — по тому, как обмякло ее тело, как бедра приникли к тому месту, где уже разгорался пожар желания, — и застонал.

— Разве мы не можем просто наслаждаться этим… сейчас, моя милая, милая Мей? Получить все удовольствия, которые отпустит нам судьба?

В нем говорила более глубинная потребность, нежели просто вожделение, и в голосе звучало что-то очень близкое… нет, не к мольбе, — такие люди, как Саид, не умоляют никогда, — но к настойчивой просьбе, несомненно. Мей посмотрела ему в лицо, и все ее возражения рассыпались прахом.

— Да, мой дорогой, — нетвердым голосом произнесла она. — Можем.

Его руки слегка дрожали, когда он медленно провел ими от ее шеи до живота, натянув прозрачный материал рубашки так, что под ним обозначились изгибы ее тела.

— Я хочу видеть тебя обнаженной, — задыхаясь сказал он. — Полностью обнаженной — и на атласе, а не на песке.

Саид стянул через голову ее хлопковую блузку и затаил дыхание от удовольствия, увидев ничем не скрытую роскошь ее груди, с рассыпавшимися по ней пепельными локонами. Он склонился и поцеловал розовый сосок.

— О! — вздохнула она, от удовольствия поводя бедрами. — Ты очень, очень безнравственный человек, Саид.

— Ты пробуждаешь во мне эту безнравственность, — пробормотал он.