Дольчино - [27]

— Это всё капитан, — подмигнул другой. — Старый воробей с первого взгляда видит, где поживиться можно. С таким воевать не в тягость. Сам ус намочит и нас не морочит.

— Девчонка-то совсем молоденькая! Я бы тоже от такой не отказался, — прищёлкнул языком краснощёкий паж Ансельмо.

— Молчал бы лучше, сопляк, — негромко буркнул коренастый стрелок в старом, потёртом камзоле. — У самого, поди, дома мать и сёстры остались.

— Прыщ длинноносый, совсем совесть растерял, — поддержал стрелка сидевший напротив седовласый воин. — В бою его что-то не видно.

— Не передать ли ваши слова Ансельмо? — задиристо ответил паж, играя богатой перевязью кинжала.

— Попробуй скажи, — пробормотал стрелок. — Мой арбалет и ночью бьёт без промаха.

— Ты что, Бернардо, опять за своё? — вмешался прислушавшийся к спору Винченцо. — Смотри, добром не кончишь. Иль дьявол попутал — заодно с еретиками на костре погреться захотелось?

Старший оруженосец смерил стрелка зловещим взглядом и хотел что-то добавить, но слова внезапно застряли у него в горле: длинная стрела впилась ему в шею, чуть выше кольчужного прикрытия. Выронив из рук рог с вином, гигант с хриплым стоном опрокинулся навзничь. Сидевшие вокруг вскочили на ноги, осеняя себя крёстным знамением.

— Это он! Клянусь небом! — испуганно воскликнул не расстававшийся с кувшином оруженосец. — Сколько раз говорил Винченцо не поминать за жратвой нечистого.

— Свят, свят! — отплёвываясь, прошептал побледневший паж.

Со стороны гумна раздался удаляющийся топот. Схватив оружие, солдаты гурьбой устремились туда. У коновязи было пусто. Сбившиеся в кучу лошади быстро неслись к апостольскому стану, подгоняемые двумя всадниками. У одного из них поперёк седла мешком свешивался человек, в котором все узнали хозяина.

— Стреляй, стреляй — это проклятые близнецы! — раздались растерянные возгласы.

Несколько стрел со свистом полетело вдогонку. Но то ли расстояние было слишком велико, то ли руки, направлявшие арбалеты, недостаточно тверды — стрелы не достигли цели. Обескураженные оруженосцы, подняв тревогу, заметались по соседним дворам. Однако находившиеся там воины успели уже побывать в винных погребах и не обращали внимания на их крики.

Лишь через несколько минут выскочивший на шум капитан сумел организовать погоню. Изрыгая брань на головы нерадивых слуг, Бруцати сам помчался преследовать братьев.

Во дворе вокруг смертельно раненного Винченцо столпились рыцари, оруженосцы, стрелки. Отрядный брадобрей, исполнявший заодно обязанности лекаря, склонился над умирающим.

Могучее тело старшего оруженосца слабо вздрагивало. С каждым вздохом изо рта шла кровь, слышался прерывистый хрип. Почти в центре шеи, пониже кадыка, торчала грубо обструганная самодельная стрела.

Осмотрев рану, брадобрей покачал головой.

— Что? Выживет?… Почему не вынимаешь стрелу? — послышалось из толпы.

— Если вынуть, сразу душа отойдёт. Сонная жила перебита, — пробормотал лекарь. — Зовите-ка поскорей отца Теобальдо.

Он безнадёжно махнул рукой. Двое солдат побежали искать участвовавшего в походе доминиканца.

Вскоре появился монах.

Отец Теобальдо мало походил на духовную особу. Под длинной чёрной сутаной угадывалась прочная кольчужная рубаха. На широком кожаном поясе рядом с чётками и требником висел в ножнах широкий кинжал. Белый, сомнительной чистоты ворот прикрывал красную, в складках шею и металлические наплечники. На ногах вместо обычных сандалий бы, ли надеты настоящие рыцарские сапоги со шпорами.

Подойдя к умирающему оруженосцу, доминиканец молитвенно сложил на груди руки и, воздев к небу глаза, торжественно возгласил:

— Pater noster, всемогущий и всеслышащий, благослови in saecula saeculorum[26] непокаянную душу раба твоего Винченцо, храброго воина-мученика, павшего за веру от руки сатанинских слуг.

Мешая простонародную речь с латынью, монах скороговоркой принялся читать отходную. Из груди умирающего вырвался слабый стон. По телу пробежала лёгкая судорога. Затрепетавший в последний раз оперённый конец стрелы неподвижно застыл в воздухе.

— Кажется, отлетела! — послышались облегчённые вздохи.

Все обнажили головы. Теобальдо поднял висевший на груди крест и осенил им усопшего.

— Да будет земля тебе пухом, in nomine Patris et Fillii et Spiritus Sancti, Amen![27] — заключил он сиплым голосом.

— Аминь! — хором повторили стоявшие вокруг.

Исполнив свой долг, святой отец распорядился предать земле останки вновь преставленного. Солдаты согнали десяток крестьян и, приказав им поднять тело старшего оруженосца, отправились к расположенному за околицей кладбищу. Впрочем, по дороге большинство из них отстало, спеша помянуть убиенного раба божия чем-нибудь покрепче молитвы.

В опустевшем дворе остались лишь стрелок Бернардо и его седовласый приятель. Наполнив свои кружки вином, они молча переглянулись.

— Вот и поклонились ему деревенские свиньи, — с усмешкой кивнул стрелок в сторону кладбища.

— Собаке — собачья смерть, — отозвался другой.

Первый успех

Апостольский стан на левом берегу Сезии гудел, как улей. Небольшой гарнизон, засевший в крепостных развалинах, разросся в настоящую армию. Перед укреплениями собрались сотни жителей, бежавших из соседних селений. Они требовали немедленно вести их против грабителей.