Дольчино - [18]

— А на земле всё как прежде, — вздохнула Маргарита. — Только братья, что лежат здесь, уже не встанут.

— Вспомни слова завета, — возразил Ремо. — «Не считай убитых за правое дело, не называй их мёртвыми, ибо они живут…»

— Теперь не придётся встречать солдат голой грудью, — заметил Антонио. — Бой принёс победу и оружие.

— Иметь бы его раньше, мы не потеряли бы стольких! — горестно воскликнул кузнец Стефано.

— И каких людей — Джованни, Пьетро, Игнацио!

— Не будем, друзья, предаваться скорби, — глухо произнёс Дольчино. — Наши братья честно сражались и отдали жизнь за святую правду. Можно ли иметь судьбу прекрасней? Осушите же слёзы! Разве то, за что они бились, умерло вместе с ними? Разве погибло дело, за которое они пролили кровь?

Голос Дольчино стал громче. Толпившиеся вокруг бойцы жадно слушали вождя.

— Не будем же омрачать память о них печалью. Возблагодарим лучше господа за то, что он послал нам таких товарищей, что дал радость дружбы с ними. Живые или мёртвые, они будут всегда в нашем строю, ибо души, соединённые общим стремлением к истине и добру, не может разлучить даже смерть…

Послы

Апостольская община крепла с каждым днём. Отовсюду в Гаттинару стекался народ.

В декабре 1303 года Дольчино написал новое большое послание к верующим в Христа. Он яростно громил церковь, предсказывал скорую гибель папы, кардиналов и всех его приспешников.

Странствующие братья проповедники распространяли послание по Италии и другим христианским странам. Вместе с толпами пилигримов, замешавшись среди паломников-богомольцев, ходили они по сёлам и городам, читали воззвание Дольчино, вербовали людей. Слава о вольной коммуне разносилась всё дальше.

Однажды поздним февральским утром у ворот Гаттинары появились два всадника в длиннополых мантиях. Они медленно ехали на муллах, внимательно рассматривая заново возведённые стены.

— Разрази его гром! — нахмурил брови каноник верчельского кафедрального собора Адерико Арборио. — Сколь понастроил, сатана. Будто сидит здесь не пару месяцев, а целый год.

— Тут ещё не всё. На горе у них настоящая крепость, — отозвался приор соседнего бенедиктинского монастыря Фаустино Панса.

— Скоро этому придёт конец. — Каноник подобрал поводья. — Если Дольчино не примет предложения епископа, у святейшего хватит солдат, чтобы уничтожить их осиные гнёзда.

— Дай-то бог! — осенил себя крестом приор. — И так чернь точно взбесилась в округе. Всех смутил еретик своими проповедями.

Последние слова он произнёс вполголоса. Из двух сторожевых башен навстречу уже спешили часовые в шлемах и железных кольчугах поверх драных хламид.

— Гляди, никак, священники! Вот так гости! Давно не видать было этого воронья! — Пёстро одетые стражи с арбалетами в руках и топорами за поясом обступили приехавших.

Вперёд протиснулся широкогрудый бородач.

— С чем пожаловали? — бесцеремонно оглядывая незнакомцев, спросил он.

— Везём письмо епископа. Вели пропустить к Дольчино, — каноник достал из рукава запечатанный воском свиток.

Старший поста недоверчиво повертел пергамент в руках и, почесав бороду, сунул за пазуху.

— Хорошо, я сам сведу вас. — Он приказал открыть ворота и пошёл впереди.

Все расступились, с неприязнью посмотрев вслед непрошеным гостям.

— Ишь, волки, так и рыщут глазами, — проворчал один из дозорных. — Не иначе, лазутчики.

— Кружат стервятники — жди беды, — отозвался другой.

Между тем Адерико Арборио и Фаустино Панса ехали за провожатым, с изумлением разглядывая оживлённые улицы Гаттинары. Навстречу то и дело попадались повозки с брёвнами, камнями и нарубленными прутьями. Со стороны реки ещё рыли рвы и укрепляли стены, но часть людей уже занималась строительством внутри селения.

Повсюду виднелись плотники и каменотёсы, возводившие стены новых жилищ. Женщины и дети месили глину, сплетали прутья. Многие были так увлечены работой, что не сразу заметили священников, следующих за вооружённым стражем. Но недаром говорят, в деревне даже маленькая новость летит на больших крыльях. Не успели гости добраться до площади, вся Гаттинара знала об их приезде.

Дольчино принял послов в центре села, у часовни. Окружённый толпой крестьян, в старом, измазанном глиной камзоле, простых цокколях и широкополой шляпе, вождь апостолов ничем не выделялся среди собратьев. И всё же каноник и приор тотчас почувствовали, что это он.

Прочитав полученное из рук часового письмо, Дольчино повернулся к священникам:

— Верчельский епископ от имени папы обещает нам отпущение грехов и предлагает мне почётное звание кондотьера. Я должен лишь уговорить своих последователей вернуться в лоно «святой» матери-церкви и согласиться служить в войсках республики, в противном случае нас ждёт меч и костёр. Правильно ли я понял послание епископа?

Адерико Арборио и Фаустино Панса утвердительно склонили головы.

Дольчино поднял над головой свиток и с усмешкой воскликнул:

— Не слишком-то изменились нравы со времён Искариота![23] Нас собрались купить за тридцать сребреников. Верно, старый торгаш епископ спутал нас с продажными францисканцами.

По площади прокатился смех.

— Но кто захочет уподобиться гнусному Иуде? Кто из страха и корысти предаст братьев и, забыв божье дело, пойдёт служить сеньорам? — Вождь апостоликов обвёл взглядом толпу и громко продолжал: — Нас хотят вернуть матери-церкви. Но разве можно считать матерью лживую блудницу? Можно ли называть этим именем алчную гиену, пьющую кровь собственных детей?