Долбаные города - [7]

Наверное, поэтому я куда больше любил ходить домой к Леви.

Я проследил, чтобы папа получил от жизни некоторое количество углеводов и сказал:

— Мы сейчас пойдем в школу и будем там немножко болтаться туда-сюда, пытаясь получить какие-нибудь полезные сведения. Мама в Эдеме надолго?

— До конца недели, Макс.

— Понятно. Значит, денег нет?

— Нет денег, Макс.

— Я возьму купоны из супермаркета.

Мы с Леви подхватили рюкзаки и куртки, вышли в темный коридор. Верхняя часть входной двери была стеклянной, и свет пасмурного дня, прошедший сквозь выпуклые розы и треугольники, выбеливал пол, но словно бы не распространялся выше, не решался разогнать полумрак. Над нами звякнула мамина музыка ветра — безделушка, привезенная ей из какой-то поездки, почему-то не отправившаяся доживать свой век в подвале. Прямо у меня над ухом раздался ласковый перезвон колокольчиков, и я сказал:

— Надо бы тебя уже снять. Кстати, то же самое я сказал твоей мамашке, Леви.

— Ты заткнешься или нет?

Мы вышли во двор, и стало так холодно, что мне вдруг вспомнилось лето.

Лето в Ахет-Атоне редко бывало жарким и без энтузиазма отличало себя от весны, но в том году все получилось. Мы без конца пили лимонад и катались на велосипедах, словно пытались перегнать солнце и немного отдохнуть. В один из таких вечеров мы, еще вчетвером, сидели у меня во дворе. Мама вынесла нам холодной газировки и стаканы, но они стояли пустыми. Мы пили из банок и смотрели, как заходит солнце. Все вокруг было таким зеленым, а в доме напротив старички играли в карты и громко, дребезжаще смеялись.

Я сказал:

— А вы знаете, что наши корпорации поставляют в Третий Мир продукты, которые опасны для здоровья? Кока-кола там выглядит точно так же, ну банки такие же, вкус тот же. Только она убивает.

— Тут она тоже убивает, — ответил Леви.

— Но медленнее, — сказал Калев, а Эли показал куда-то наверх.

— У тебя на дереве кот!

Я сказал:

— Нет, серьезно, Эли, если ты не гребучий зоофил я, пожалуй, ничего не понимаю в людях.

— Ты ничего не понимаешь в людях, — сказал Калев.

— Если так, то каким образом я завалил мамку Леви в четырнадцать?

Леви резко вскочил с травы, направился к моим качелям.

— Знаешь, какое желание я загадаю в день рожденья?

— Понятия не имею, но знаю, какое загадает твоя мамка.

— Риторические вопросы — не лучший способ с ним справиться, — сказал Калев. А Леви обхватил цепочки, оттолкнулся, подняв облачко душной пыли.

— Ты идиот, — говорил Леви, раскачиваясь. — Такой идиот, просто даже не верится иногда, что человек может быть таким…

Тут он остановился, прислушался.

— Слышите, — сказал он. — Вертолет.

Я посмотрел в небо, выгоревшее до абсолютной, безоблачный синевы. По его мареву неспешно двигался черный вертолет.

— Летит в какой-нибудь Афганистан, — сказал я. — С бомбами. Или с гуманитарной помощью. Никогда точно не знаешь.

— Попробуй, — сказал Калев. — Ну, хотя бы только попытайся наслаждаться детством.

— Я рано повзрослел. К примеру, начал курить в одиннадцать.

Леви приподнял голову, следуя взглядом за движением вертолета.

— Вы никогда не боялись биологических атак? — спросил вдруг он. — Или химических? Вы никогда не боялись, что над нами что-нибудь распылят?

Леви коснулся пальцами шеи, словно ему стало тяжело дышать или, может быть, он просто испугался этого. Война есть война. Одна из самых странных штук о современности состояла вот в чем: войну вели ограниченные контингенты, люди нажимали на кнопочки из безопасных мест, а беспилотники сметали целые города. Но люди в Новом Мировом Порядке погибали все равно, только те, которые никакого отношения к войне не имели, никогда не брали в руки оружия и ни о чем не подозревали. Люди, которым не было интересно, что можно сбросить на крошечную страну в джунглях больше бомб, чем за всю Вторую Мировую на всех участников. Терроризм, война против которого и создала Новый Мировой Порядок, превратился в угрозу вроде автомобильной аварии — слишком реальную, чтобы сбрасывать ее со счетов, но слишком тревожащую, чтобы думать о ней постоянно.

Это просто всегда случалось. С неизбежностью и, может быть, в вашем городке. Один политик как-то сказал: чем больше бомб мы сбросим на них, тем меньше взрывов прогремит здесь, в Эдеме, и во всем Новом Мировом Порядке.

Этот чувак имел смелость не скрывать, что наши жизни стоят дороже, и оттого вызвал у меня такое отвращение, что я решил поскорее вырасти, чтобы проголосовать за кого-нибудь другого.

Так вот, мы были во дворе, а вертолет пролетел мимо. Всегда одинаковые черные вертолеты, в новостях, и в небе. Я сказал:

— Помните ту историю, когда вертолет сбросил бомбу на какой-то маленький, ничем не примечательный городок, и от здания городского совета осталось примерно то, что есть от нашего городского совета, только за минуту?

— Макси!

— Что? Давайте смотреть правде в глаза.

Эли полез на дерево доставать кота.

— Какая разница смотрим мы ей в глаза, или нет? — спросил он, балансируя на ветке. — Кстати, тут вишня.

— О, вишня! — сказал я, и мы с Калевом направились к Эли, а Леви продолжил качаться на качелях.

— Вы умрете, — сказал он.

Но умер только Калев. Прошло лето, и Калев откинулся, а вишню мы всю съели. Да и один из дедов в доме напротив, вроде как, тоже отдал Богу душу. Вот она жизнь, непредсказуемая и прекрасная.