Дол Заповедный - [20]
— Нет. Он сказал, между людьми никакого закона нет. Говорит, душа самовластна, что захочет, то сделает. Можно и человека убить.
— Как это — можно? Кого?
— Кого захочет.
— Зачем?
— Если ему нужно. Кто смеет, тот владеет, — он так говорит.
— Зачем он это говорил?
— Не знаю.
— Ты, может, Эмет, не понял?
— Нет. Я хорошо понял.
Эмет ускорил шаг. Подошли к новой выстроенной избе. Попрощались. Степан, Эмет, Томила поднялись по крыльцу, вошли в избу. Поп Иван зашагал дальше. Ворон и Серафима повернули обратно, к себе. Ворон смотрел на небесный склон, где заря совсем уже почти угасла. Еле-еле еще дрожал там за черными верхушками леса размытый кровяной отсвет с прозеленью. Чуть повыше зажглась, глядела неподвижно в очи тусклая желтая звезда. Впервые за время, что были они в Заповедном Долу, коснулся Ворона неясный шелест тревоги.
— Серафимушка, — он взял жену за руку, — лада моя… Довольна ты?
— Довольна, Ворон. Грех жаловаться. В кои-то времена — свой угол, крыша над головой. Хорошо здесь. Нравится. А что дальше — поглядим.
— Поглядим…
На следующий день, дело тоже было к закату, пошли к попу Ивану, как он просил.
Жилище Василия Выксуна выходило на дорогу глухой стеной из длинных толстых, потемневших от времени бревен. Здесь уже поп Иван ждал их и повел за угол. С ним был еще человек, востроглаз — в темной окладистой бороде с рыжими подпалинами. Поднялись по крыльцу к низенькой двери, поп Иван сунул в отверстие длинный тонкий железный прут, поднял запорную щеколду, отворил.
— Входите, — сказал, — во имя Иисусово.
— Аминь, — сказал востроглазый.
Вошли. Из сеней поп Иван повел гостей в ближнюю горницу, из нее — в другую, потом в третью, дальнюю.
— Здесь я обитаю, — сказал он, остановившись. — Рядом — моленная. Там у нас образ святой Спаса нашего. Собираемся в моленной в праздники православные, а иной раз и просто по желанию — помолиться, побеседовать, душой отдохнуть, укрепиться.
Вошли в моленную. В переднем углу увидели — большой темный образ Иисусов в простом медном окладе. Чисто, опрятно, сухим листом пахнет приятно. Поклонились, крестясь. Вернулись в жилую горницу, расселись по лавкам.
Поп Иван вышел, вернулся с зажженной свечой в подсвечнике, поставил на стол, сам сел на лежанку в углу.
— Славно у меня? — оглядел гостей.
— Славно, — согласился Степан. — А вот ты, отец Иван, сказал, в праздники православные собираетесь помолиться, побеседовать. А откуда же вы знаете, какой когда праздник? Я уж и забыл даже, какой когда день бывает, какое число.
— Это, Степан, плохо. Это все равно жить, как медведи в лесу живут. Человек время знать должен. Я, когда сюда, в Дол этот Заповедный, шел, — доску с собой нес. На доске год написал и на каждый день черту резал. День прошел — черта. Еще день — еще черта. И число. И так по сей день. Счет веду дням, годам, времени. Если кто придет, спросит — я ему говорю.
— Ну, что ж, отец Иван, скажи тогда, какой сейчас год и что за дни идут?
— От сотворения мира сейчас семь тысяч, девять десятков и один год. И миновал недавно у нас день рождества девы Марии. Это значит, осень на дворе, Степан. Впереди — зима. Тогда будет день рождества господа нашего Иисуса Христа. И тогда же солнце вновь народится, день пойдет в прибавку, а ночь в уменьшение.
— Это хорошо. Только от сотворения мира уж длинно. А еще от чего лета идут?
— Еще лета идут от рождества господа нашего. От рождества Христова на дворе сейчас одна тысяща пять сот восемь десятков и третий год.
— Чудно. И как это ты, отец Иван, все знаешь и помнишь…
— Надо помнить. Без памяти жизни нет. Да это не так уж и чудно. А вот почти лет сто назад чудо и в самом деле приключилось.
— Какое?
— Сейчас — я уж сказал — от сотворения мира семь тысящ лет минуло, и еще почти сотня лет сверх того прошла — и ничего. Стоит белый свет, как стоял. А вот за сто лет, когда к седьмой тысящи года подходить стали, смятение в умах среди людей было великое. Дед мой мне рассказывал. Он тоже попом был. В Великом Устюге приход имел, людей утешал. И сочинили тогда, говорил он, которые попы, и дьяконы, и вышние церковные служители, что-де, когда семь тысящ лет изойдет — и белому свету конец. И до того дошло, в небрежении человеки дела свои оставляли, и епископы, и протопопы считать православные праздники бросили, и пасхальные дни исчислять наперед не желали. Все равно-де скончание века земного приходит. Заживо в гробы ложиться готовились. И что ж? Изошла седьмая тысяща лет тихо-мирно — а солнышко как светило на небе, так и светит, леса, и горы, и грады человеческие, и поля — как стояли, так и стоят, красуются. Людишки малоумные рты разинули. А дед говорил: великий то грех такое гадательство об конце света. И гордыня великая. Откуда человеку промысел божий знать, что он, господь-батюшка, о земле нашей, об роде людском думает, когда их к скончанию привести решит. А нам жить надо, работать, детушек растить — ведь дней впереди без счета и лет тоже.
— Славно ты, отец Иван, сказываешь, — улыбнулся Ворон. — Заслушаться тебя, ей-ей, можно. Да, говорят, соловья баснями не кормят. Похвалялся давеча зайчатиной нас попотчевать. Где ж она?
Крестьянские войны XVII и XVIII веков, Русь и Восток, русская земля и казахская степь, давние, прочные узы дружбы, соединяющие народы Казахстана и России, — таковы темы произведений, вошедших в предлагаемую книгу.Бурное кипение народных страстей, столкновение сильных, самобытных характеров, неугасающее стремление простых людей к счастью и социальной справедливости — таким предстает историческое прошлое в рассказах и повестях этой книги, отличающихся напряженностью действия и динамично развивающимся сюжетом.Включенные в сборник произведения в разные годы публиковались на страницах периодических изданий.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«…Лейтенант смотрел на него и ничего не понимал. Он только смутно чувствовал, что этот простенький сентиментальный мотив, который он неведомо где слышал и который совсем случайно вспомнился ему в это утро, тронул в душе рыжего красавца капитана какую-то сокровенную струну».
«Ужасно как есть хочется. Он никак не мог избавиться от этого постоянного чувства, хотя был в лыжном полку уже две недели, а кормили здесь хорошо, обильно, по фронтовой норме. Бойцы и офицеры смотрели на него иногда с удивлением: уж очень жадно ел. Витька, конечно, стеснялся, но ничего с собой поделать не мог: тыловая голодуха отступала медленно».Продолжение рассказа «Ладога».
Великая война еще не началась, но уже предощущалась в распоряжениях военных, в разговорах гражданских, в словах иностранцев, сочувствующих Стране Советов…
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Книга ярославского писателя Александра Коноплина «Сердце солдата» скромная страница в летописи Отечественной войны. Прозаик показывает добрых, мужественных людей, которые вопреки всем превратностям судьбы, тяжести военных будней отстояли родную землю.
Американского летчика сбивают над оккупированной Францией. Его самолет падает неподалеку от городка, жители которого, вдохновляемые своим пастором, укрывают от гестапо евреев. Присутствие американца и его страстное увлечение юной беженкой могут навлечь беду на весь город.В основе романа лежит реальная история о любви и отваге в страшные годы войны.
Студент филфака, красноармеец Сергей Суров с осени 1941 г. переживает все тяготы и лишения немецкого плена. Оставив позади страшные будни непосильного труда, издевательств и безысходности, ценой невероятных усилий он совершает побег с острова Рюген до берегов Норвегии…Повесть автобиографична.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.