Доктор Серван - [23]
— Да что же это такое! Никак весь город собирается помереть!
— Я еще не сказал вам, — прибавил слуга, — о графе Доксене, присылавшем за вами. Его жена, говорят, тяжело больна.
— Вот как! Я думал, что у нас будет только один подопытный… а теперь опасаюсь, как бы их не оказалось трое!
— Тем лучше, — подметил Ивариус, — три — число, благоприятствующее каждому предприятию.
Вечером отец Генриха сообщил сыну о смерти Магдалины точно с такими же предосторожностями, которые тот предпринимал, чтобы известить возлюбленную о своем браке. Но, узнав о случившемся, Генрих впал в такое безумие, что отец был вынужден позвать слуг, чтобы не дать юноше покуситься на свою жизнь. В этот злополучный день доктор Серван посетил двух других больных.
Когда доктор пришел к прокурору, то застал его в припадке, предшествующем обычно приступу лихорадки, которая порой заставляет ошибочно полагать, что больной спасен. Доктор знал, что, если наступит третья стадия, больной умрет. Итак, этой-то третьей стадии и нужно было постараться избежать. Сын больного находился в комнате, смежной с комнатой отца. Бедный молодой человек пребывал в таком сильном отчаянии, что был не в состоянии держать себя в руках и потому покинул изголовье отца, у которого провел всю ночь. С сыном прокурора происходило то же, что и с любовником Магдалины: те же крики и нервические припадки, те же рыдания. «Спасите моего отца!» — умолял молодой человек. Доктор пробовал сказать ему что-то в утешение, но Франциск (так звали юношу) попросил Сервана поскорее пойти к отцу и выяснить, есть ли надежда. Сам молодой человек не чувствовал в себе сил присутствовать при осмотре. Услышав, что отворяется дверь, больной приподнял голову и, увидев доктора, проговорил:
— А, это вы, друг мой… Я очень рад вас видеть.
— Как вы? — поинтересовался доктор, взяв за руку прокурора.
— Благодарю вас, я спокоен, мне нужно с вами поговорить.
— Я к вашим услугам, — произнес Серван, усаживаясь в кресло у постели больного.
— Мне нужно сообщить вам то, что только вы и я должны знать. Вы расскажете об этом еще одному человеку, если я умру.
— Но зачем же говорить о смерти? Она еще далека от вас, и с Божьей помощью, вы через три дня встанете на ноги. В вашем случае хорошо то, что выздоровление приходит порой так же внезапно, как и приступ болезни, особенно, когда доктор имеет дело с умным больным, который не совершает неосмотрительных поступков.
— Но если на третий день больной не идет на поправку, он умирает, мне это известно, — возразил прокурор. — Я не сомневаюсь в ваших знаниях, доктор, но они могут оказаться бессильны против болезни и старости. Вы позволите мне попросить вас об услуге? Вы ведь знаете Франциска?
— Да.
— О лучшем сыне невозможно и мечтать.
— Конечно…
— Вот за эту-то сыновнюю нежность я и хочу его вознаградить. Итак, я вам расскажу о том, что я сделал и что еще намерен сделать.
Жена моя умерла в молодости и оставила мне сына и небольшое состояние в сто пятьдесят тысяч франков. Я сказал себе, что эти деньги принадлежат Франциску, и решил не только не трогать их, но и напротив, приумножать эту сумму за счет ежегодных процентов, которые она может приносить, находясь в руках деятельного и сообразительного человека. В 1814 году, когда прогорело столько значительных капиталов, моя небольшая сумма не только не подверглась общей участи, но еще и увеличилась вдвое, что, впрочем, не помешало мне сказать сыну, что мы все потеряли и что с этого дня придется своими трудами зарабатывать себе на хлеб. Я попросил себе должность прокурора, Франциск покорился своей участи. Я хотел устроить ему испытание, и оно удалось. Я желал приучить к работе ребенка, который в надежде на будущее богатство мог легко предаться праздности и расточительности. Притом я видел немало сыновей, желавших смерти своим родителям, потому как они должны были наследовать их богатство. Хоть я и знал, что у моего Франциска доброе сердце, я не хотел допустить, чтобы подобная мысль закралась в его голову — пусть и в порыве отчаяния или страсти. Я желал видеть в сыне любящего друга, который бы искренне оплакивал мою смерть, когда Богу будет угодно призвать меня к себе. Я хотел сделать из сына человека с твердой волей, трудолюбивого и готового бороться со всеми несчастьями. Мне это удалось. Франциск честный, старательный и прекрасный сын. Я исполнил свой долг и надеюсь, что угодил Богу и что сын благословит мою память.
— Теперь вот в чем дело, — продолжал больной после непродолжительного молчания. — Франциск влюблен в одну девушку — влюблен так, как влюблены все молодые люди. Недавно он умолял меня попросить для него руки этой особы, которая есть ни кто иная, как девица С. Я заметил Франциску, что С. очень богата, а у нас ничего нет, кроме того, что мы зарабатываем своим собственным трудом. Я попытался объяснить ему, что даже если С. согласится на этот брак, то он всегда будет находиться в зависимости от чужого семейства. Я также старался внушить ему, что супружество — очень серьезная и важная вещь, и сказал, что хочу подождать, пока кое-какие подозрения, которые у меня есть относительно этой девушки, рассеются.
Самый известный роман французского писателя Александра Дюма-сына (перевод С. Антик) о любви, жизни и гибели знаменитой парижской куртизанки. Предваряют роман страницы из книги Андре Моруа «Три Дюма» (перевод Л. Беспаловой) и воспоминания Жюля Жанена, театрального критика, писателя, члена Французской академии, о встречах с Мари Дюплесси — прототипом героини романа (перевод С. Антик).
«Елена» — роман о судьбе чистой и благородной девушки из высших кругов общества, ставшей женой неизлечимо больного молодого человека. Любовь и самопожертвование Елены сделали то, чего не сумели сделать врачи, — и муж отплачивает ей… неверностью.
«Роман женщины» — о семейном счастье, которое трагически оканчивается, не устояв перед уловками и условностями светского окружения.
«Исповедь преступника» («Дело Клемансо») — исповедь мужа, убившего некогда обожаемую им жену — не только за то, что она изменяла ему, но и за то, что «она была воплощением лжи и фальши под маской совершенной красоты».
Представляемое читателю издание является третьим, завершающим, трудом образующих триптих произведений новой арабской литературы — «Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже» Рифа‘а Рафи‘ ат-Тахтави, «Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком» Ахмада Фариса аш-Шидйака, «Рассказ ‘Исы ибн Хишама, или Период времени» Мухаммада ал-Мувайлихи. Первое и третье из них ранее увидели свет в академической серии «Литературные памятники». Прозаик, поэт, лингвист, переводчик, журналист, издатель, один из зачинателей современного арабского романа Ахмад Фарис аш-Шидйак (ок.
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.
«Избранное» классика венгерской литературы Дежё Костолани (1885—1936) составляют произведения о жизни «маленьких людей», на судьбах которых сказался кризис венгерского общества межвоенного периода.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.