Доктор Кто: Лето на исходе и другие рассказы - [10]

— Ладно, — сказала Кейт. — Я сбегаю домой и принесу. Никуда не уходите. И супа мне оставьте.

Кейт бежала по гавани, а снежинки обжигали ей лицо. Небо будто нависало над ней, казалось, она может коснуться облаков, если только встанет на цыпочки. За морем растекалась чернота, тень все приближалась. Кейт готова была поклясться, что моря стало меньше, словно мир сжимался вокруг.

Ветер усилился, и Кейт ухватилась за стену, чтобы удержаться на месте. Она надеялась обернуться минут за пять, но, похоже, не выйдет.

Словно из ниоткуда на стену запрыгнул кот и с любопытством уставился на Кейт.

И улыбнулся.

— Привет, Кейт, — сказал он. — Плохи наши дела, да?

— Рассказывай, как же. Это ведь все ты виноват.

— Но мне холодно, — пожаловался кот.

— Раньше надо было думать.

— Я же кот, — вздохнул он. — Je ne regrette rien[1]. А теперь покорми и погрей меня.

Кейт подхватила кота и понесла его домой. Тот зарылся в ее шубу и громко заурчал.

— Кстати. — Кот высунул наружу голову. — Тебе стоит кое-что знать. Посмотри на причал.

Кейт взглянула вниз, на заснеженный настил. И увидела следы.

В этом холодном мире они были не одни.

Дом казался незнакомым и чужим, он скрипел, словно посмеиваясь над Кейт. На кухне, напугав ее, хлопнуло окно.

— Здесь есть кто-нибудь? — крикнула Кейт.

Нет ответа.

— Мама?

Молчание.

Кейт посмотрела на кота.

— Что происходит? Здесь кто-то есть?

— Были, да. — Кот принюхался. — Но ушли несколько минут назад. И вряд ли нашли, что искали.

— Откуда знаешь?

Кот подбежал к входной двери.

— Они вошли здесь. И пахли волнением, — он махнул лапой на кухню, — а вышли там — и пахли злостью.

— О. Ясно. Они искали картину?

— Разумеется. — Кот сел на коврик и принялся вылизываться. — Но я ее спрятал. От тебя, кстати, ужасно воняет псиной. Переоденься лучше.

— Ты спрятал картину? — воскликнула Кейт. — Где?

Кот примолк.

— Перестань задавать мне вопросы. Каждый раз, когда ты перебиваешь, приходится начинать вылизываться сначала.

— Да ничего подобного, глупость какая.

Кот с жалостью посмотрел на нее.

— Таковы правила вылизывания! — он показал Кейт язык и снова принялся мыть лапу.

— Так где картина?

Раздраженный кот встал и побежал наверх.

— Ладно, ладно, покажу. А потом сяду вот на это кресло у батареи и вылижусь с лап до головы.

Кот довел ее до кровати и залез под одеяло.

Кейт ждала.

И ждала.

Наконец она ткнула бугорок в форме кота на одеяле.

— Ай, — отозвался тот. — Что такое?

— Картина где?

— Ой, — спохватился кот. — Извини. Совсем забыл про нее. Я тут немного вздремнул. Здесь так тепло и темно. Я сижу на твоей картине.

Размышляя о том, как отлично бы этот кот спелся с ее мамой, Кейт стащила одеяло. Кот свернулся калачиком на картине и кольце. Кейт взяла их.

— Ну что ж. Пора спасать мир.

И убежала.

— Подумаешь, — сказал кот. Он смотрел ей вслед, пока его веки не потяжелели и он не уснул опять.

В кафе было пусто. Чему тут удивляться, мальчишки никогда не слушают девочек и не могут долго усидеть на месте. Кейт этого не понимала. Супа ведь осталось еще много. Он, конечно, был овощной, но все же. С негодованием Кейт поняла, что мальчишки даже не вымыли миски. Спрятав картину и кольцо под стол, она помыла посуду и отправилась в путь.

Холодало все больше. Пока Кейт шла по пустым улицам, снег пошел сильнее, застилая все вокруг. Каждая машина, каждый дом оказались под сугробами. Единственным цветным пятном были ее красные варежки. Все остальное кругом сливалось в сплошной белый ковер — все, кроме темного пятна, которое растекалось по горизонту и подбиралось все ближе по скрипучим горам замерзшего моря.

В животе у Кейт что-то задрожало. Она поняла, что ей страшно.

И именно в этот миг услышала телефонный звонок.

Трель отдавалась эхом по улице, ведя Кейт все ближе и ближе к небольшому зданию в гавани. Она остановилась у двери и протерла рукавом медную табличку, счищая снег: «Музей Уотчкомба». Кейт вошла, и топот ее шагов по доскам после снежной тишины казался оглушительно громким.

Сделав три шага, Кейт ахнула. Музей выглядел так, будто кто-то засунул книжный магазин в лавку старьевщика, а лавку — в лодку, а лодку — в церковь. Медные музыкальные инструменты висели на стропилах, примотанные рыболовными сетями. Витрины простирались до самых дальних уголков зала, полные всевозможных книг и карт. Это было впечатляюще.

Но замереть на месте Кейт заставило не это, а мокрые следы ботинок на полу. Они пересекали фойе, тянулись мимо большой восковой фигуры королевы Виктории и вели в комнату, набитую чучелами медведей и часами из золоченой бронзы.

Кейт сглотнула и вошла.

— Ау! — позвала она.

Ответа не было, только медведи смотрели на нее стеклянными глазами. Телефон продолжал звонить. Кейт огляделась, пытаясь понять, не наблюдает ли кто за ней. Над ее головой висел череп кита, челюстями рассекающий воздух. Звонок все не умолкал. Кейт побежала в соседнюю комнату, где были выставлены в основном картинки-головоломки. Телефона нигде не было видно.

— Да ответьте уже! — завопила Кейт. Она знала, что не одна в доме, могли бы и сделать уже что-нибудь полезное наконец.

В следующей комнате была картина, изображающая битву при Ватерлоо, и репродукция каюты Дрейка в «Золотой лани». На столе в груде свитков стоял телефон.