Доктор Гарин - [17]

— Тогда это не шизоиндукция, а резонансная шизофрения.

— Возможно. Есть один нюанс. — Гарин привычно забарабанил по столу тяжёлыми пальцами. — Вы сказали, доктор, что пациенты не способны потрясти друг друга новым. Верно. Но они потрясают друг друга старым!

— Конечно! — Пак встала, хлопнула в маленькие ладоши. — Конечно! Новое для них возможно только в прошлом. Как неиспользованная возможность.

— Или как невозможное использование, — заключил Штерн.

— Нового в реальном мире для них нет и быть не может.

— Быть не должно! — барабанил пальцами Гарин.

— Быть не должно. Остаётся только провокация как ревизия прошлого.

— Они используют прошлое как бесконечный шизоисточник взаимопровокаций. Дипсомания, гиперкинез, шперрунги, ангедония — лишь оболочка синдрома.

— Для них прошлое — мешок без дна, — угрожающе произнёс Гарин, гася окурок.

— Exactly! — хлопнула в ладоши Пак. — Тот самый мешок из «Тысячи и одной ночи», в котором и спрятан весь мир. Спасибо, доктор! Хотите, я сделаю вам массаж?

— Хочу! — Гарин оттолкнулся ногами от пола, выкатился на кресле из-за стола.

Пак подошла сзади и стала массировать ему шею и плечи.

— Нам надо рассматривать их только как единый организм, — заговорил Гарин, щурясь на солнце. — Тогда мы добьёмся успеха.

— Но они ведь никогда не жили вместе. — Допив кофе, Штерн встал и заходил по кабинету. — Они не ощущают родства.

— Они вместе управляли миром.

— Это больше, чем жить вместе. — Пак с силой мяла могучие плечи главврача. — И это сильнее, чем родство.

— Мешок без дна… — задумчиво повторил Гарин, оглаживая бороду. — И мы для них тоже в этом мешке. Наша задача — вылезти из мешка. И стать тем судьёй, который приказал открыть мешок.

— Признаться, я подзабыл… что же оказалось в том мешке? — спросил Штерн, подходя к окну и осторожно трогая стекло кончиками длинных пальцев.

— Хлеб, сыр, маслины и лимон.

— Всё, что нужно для странствующего! — засмеялась Пак.

— Или для заключённого, — сурово заметил Гарин. — В нашем случае вместо хлеба у них бред особой миссии.

— А вместо сыра — ипохондрический гигантизм.

— Вместо маслин… — Штерн почесал бровь холёным ногтём. — Пожалуй, бред ущерба.

— Тогда на лимон остаются только анально-сексуальные сенсации!

Гарин положил одну титановую ногу на другую:

— Коллеги, я чрезвычайно рад, что у великолепной восьмёрки нет прогрессирующей шизофазии. Свои мысли они выражают ясно, даже Дональд и Борис.

— А Владимир?

— Он стабилен. И адекватен.

— Пока, во всяком случае… — пожал узким плечом Штерн, постукивая по стеклу.

— И ваши коктейли, доктор, тому порука! — Гарин поймал маленькую руку Пак и быстро поцеловал её. — Вы не представляете, как мучительно работать с шизофазией.

— О, представляю! — воскликнула Пак. — Но с вами мы преодолеем всё.

Штерн улыбнулся:

— Как часто повторяет наша Ангела: wir schaffen das[15].

После общения с коллегами, накинув на плечи альпийскую войлочную куртку с вышитыми дубовыми листьями на замшевых отворотах, Гарин решил прогуляться по территории санатория, как он делал всегда после ланча. С западной стороны к санаторию примыкал обширный парк с газонами, где помимо сосен и пихт росли дубы, липы, каштаны, а над небольшим искусственным прудом склонялись декоративные ивы. Гарин прошёлся по замощённым дорожкам, встретив Ангелу и Синдзо, двух медсестёр и старого садовника. Проходя мимо ограды, он заметил за её стальными прутьями невысокого человека. При виде Гарина тот подошёл ближе и приподнял шляпу, обнажив лысую голову.

— Простите великодушно! — обратился он к Гарину.

Платон Ильич остановился.

— Кузьмичёв Кузьма Иванович, — представился незнакомец, держа шляпу у груди.

Гарин различил, что человек одет скромно, но аккуратно; за спиной его висел рюкзак.

— Что вам угодно? — спросил Гарин.

— Тараканы, клопы, блохи, вши, мокрицы, — быстро произнёс человек.

Круглое лицо его с картофелиной носа украшала маленькая клякса усов.

— И что… клопы, блохи? Беспокоят вас? — не понял Гарин.

— Вывожу. Экологически чистыми и исключительно народными средствами.

— Ах, вот что.

С человеком была такса, дотянувшаяся до верха бетонного основания ограды и просунувшая узкую морду сквозь прутья.

— Признаться, тараканов у нас сроду не водилось, клопов тоже. Вши — да, были во время войны, но она уже, к счастью, закончилась. Блохи… мы не держим собак. Есть один кот, да и тот фараонский. Не в чем блохам заводиться.

Человек понимающе кивал круглой головой.

— А как насчёт мокриц? — спросил он.

— Не встречал, — честно признался Гарин.

— На кухне, в подвале или в душевых помещениях?

— Возможно… не знаю. Не нахожу вреда в мокрицах.

— О, как вы ошибаетесь! — Кузьмичёв прижал шляпу к груди. — Мокрицы — опаснейшие создания, разносчики всевозможных заболеваний. Если взглянуть в обычный мелкоскоп на мокрицу, она поразит вас своим агрессивным видом. Если же вы рискнёте взглянуть на неё в мелкоскоп электронный, вы можете надолго потерять душевное равновесие.

— В ближайшие годы я точно этого делать не стану. — Гарин достал папиросу.

Пока он закуривал, незнакомец выжидательно молчал.

— Я беру недорого. Но работаю исключительно чисто и профессионально.