Доктор Данилов в кожно-венерологическом диспансере - [7]
— Ну… что-то подобное… только не в том самом смысле…
— Смысл тут как раз ясен! — повысила голос Марианна Филипповна. — Если не будем выявлять заболевших, то и заниматься ими нам не придется! Вы сами додумались до этой идеи, Игорь Венедиктович, или подсказал кто?
— Так они же, Марианна Филипповна, всем без разбору назначают «эрвэ»… Прямо поголовно назначают!
— Правильно назначают, Игорь Венедиктович. Умеют люди работать, своевременно выявляют венерические заболевания, помогают нам, а мы, вместо того чтобы сказать спасибо, даем такие вот советы! Вам-то что, а мне за ваши слова в управлении отдуваться придется перед Серафимой Леонидовной. До нее же этот анекдот стопроцентно дойдет, если еще не дошел. Ну как вам в голову могла прийти такая мысль? Я просто шокирована, в самом деле шокирована! Чтобы взрослый человек, врач дерматовенеролог, сотрудник нашего диспансера, ляпнул такое… Ужас!
Игорь Венедиктович громко вздохнул и развел руками.
— Садитесь! — разрешила главный врач. — И запомните, что это было последнее китайское предупреждение! Еще один прокол — и мы с вами расстанемся!
— У Колобка этих проколов сотня, если не больше, — сказал Георгий.
— Как же тогда ему удается оставаться в диспансере? — спросил Данилов.
— У нас надо очень хорошо постараться, чтобы тебя уволили. Хозяйка любит воспитывать, увольнять не любит, — пояснил Георгий и спросил: — А вы к нам как попали?
— С улицы, по собственной инициативе.
Следующим номером программы стала проработка старейшего врача диспансера дерматолога Выгонковой, необоснованно долго державшей больного с обострением псориаза на больничном. Худая, вся какая-то сморщенная словно сухофрукт, Выгонкова бойко отбивала все нападки, мотивируя свои действия заботой о благе больного человека. Старая гвардия обычно непрошибаема. Если Выгонковой не находилось оправдания, она прибегала к ultima ratio[3] — цедила сквозь зубы:
— Я с пятьдесят девятого года работаю врачом и не нуждаюсь в том, чтобы меня поучали.
Данилов прикрыл глаза и подумал, что если не вникать в мелкие подробности, то вполне можно представить, что дело происходит в двести тридцать третьей поликлинике, где он не так давно работал. Все то же самое — один необоснованно продлил больничный, другой продал больничный, третий справку за деньги выдал, а четвертый нахамил пациенту. Что-то сегодня еще никого за хамство и грубость не прорабатывали. Можно добавить к названию диспансера третью букву «К». КВККД — кожно-венерологический клинический культурный диспансер!
Насчет буквы «К» Данилов поторопился. После Выгонковой главный врач взялась за его соседа.
— На доктора Кобахидзе поступила жалоба в департамент здравоохранения, — сказала главный врач.
— Марианна Филипповна, мы эту жалобу разбирали две недели назад! — напомнил с места Георгий.
— Это новая жалоба, Георгий Асланович, мне ее только вчера вечером переслали. От гражданина Селиванова…
— Мама дорогая! — Кобахидзе в притворном ужасе схватился за голову. — Этот засранец еще жалобы на меня пишет…
— Георгий Асланович, не выражайтесь! — одернула его главный врач. — Лучше выходите сюда и объясните, почему вы разговаривали с пациентом в грубой форме и обозвали его «свиньей».
— Свиньей я его не обзывал! — Кобахидзе встал и начал пробираться к проходу, одновременно рассказывая свою версию произошедшего: — Я вообще никогда больных не обзываю! Этот… гражданин пришел на прием в трусах, которые последний раз были в стирке еще при советской власти! Противно смотреть просто было! А вроде бы культурный человек, в какой-то фирме бухгалтером работает. Я его попросил приходить ко мне на прием в чистом белье. Чистые трусы, говорю, залог быстрого выздоровления при вашем заболевании.
— Какой диагноз? — спросил кто-то из сидевших в первом ряду.
— Паховая эпидермофития. А он сказал, что нет такого закона, чтобы доктора пациентам указывали, как часто им трусы менять. Я сказал, что да, закона такого нет, но есть и кроме законов некоторые правила. Ну и добавил, что люди себя ведут по-людски, а свиньи по-свински. Больше ничего.
— Про свиней вам обязательно надо было добавлять? — уточнила главный врач.
— А почему бы и нет? — искренне удивился Кобахидзе. — Это же просто пример. Другое дело, если бы я ему сказал: «Ты — свинья, и родители твои были свиньями, и дети твои тоже свиньи». Вот это уже оскорбление. А он, кстати говоря, делал в мой адрес выпады националистического характера. Бурчал, что, мол, понаехали тут всякие и устанавливают повсюду свои порядки! Можно подумать, что привычка ходить в чистых трусах…
— Георгий Асланович, вы уже не раз убеждались, что ваша привычка к сравнениям и образным выражениям, кроме неприятностей, вам ничего не приносит. Разговор с Селивановым хоть при медсестре был?
— Да, Марианна Филипповна, при мне! — В третьем ряду встала молодая женщина в очках. — Слово в слово, как Георгий Асланович рассказывал. От себя добавлю, что не от каждого бомжа так воняло, как от этого алкаша Селиванова. Ему бы мыться почаще, так и эпидермофитии никакой бы не было! Заплесневел от грязи натурально.
