Доктор Бартек и его учительница - [5]

— Деревом его придавило… Дровосек он. Крикнул Бартек конюху:

— Седлай свежую лошадь! Скорей, пожалуйста!

Пять минут спустя он снова был в седле, мальца перед собой посадил:

— Показывай дорогу!

И уже по пути спросил:

— Матушка твоя, наверно, с больным осталась?

— Нет у нас матушки… Померла зимой.

Бартек только крепче прижал ребёнка к себе. Лошадь будто чуяла, что надо спешить, — без понукания мчалась во весь опор. Доехали они быстро. Доктор первым вбежал в дом, да так и замер на месте.

В бедной комнате он увидел четверых.

У очага играли чурочками двое малышей. На единственной кровати лежал больной. А в головах у него стояла Смерть.

Старший сынишка бросился к отцу:

— Батюшка, батюшка! Доктор Бартек приехал! Бартек подошёл следом. Несчастный дровосек был ещё в памяти.

— Доктор, — проговорил он еле слышно, — птенцов моих пожалей… пропадут они…

Глаза его закатились.

— Вот что, парень, — обратился Бартек к старшему мальчику. — Бери-ка братишек, и ступайте все на улицу поиграть.

Мальчик повиновался, только, уходя, так умоляюще глянул на доктора, что у того душа перевернулась.

— Ты правильно поступил, — заметила Смерть, когда дети ушли.

Она не двинулась с места, даже не шевельнулась, но больной стал задыхаться, и на его губах выступила кровавая пена. Бартек опустился на колени и хотел его приподнять.

— Оставь, — послышался голос Смерти. — Сам видишь, пришёл его час.

— У него трое детей, учительница!

— Что ж, о них ты сможешь позаботиться. Отдашь их в хороший приют, где их не станут обижать и выучат какому-нибудь ремеслу, и совесть твоя будет чиста.

— Самый лучший приют не заменит им отца.

— Бартек, ты помнишь мой последний урок? Доктор поднялся.

— Помню, учительница.

И, ухватившись обеими руками за кровать, развернул её — так, что Смерть оказалась у больного в ногах.

Смерть вздрогнула и отшатнулась.

— Ах, вот ты как! — воскликнула она.

Бартек опустил голову. Тут его взгляд упал на больного, и он не поверил своим глазам. Страшной пены как не бывало, лицо из воскового сделалось просто бледным, а потом даже немного порозовело; человек, только что хрипевший в агонии, сейчас дышал ровно, как спящий. Похоже, он и вправду спал.

— Он будет жить, — проронила Смерть, точно услышав мысли доктора. — На нём остались только ушибы, но они неопасны. Обычно я исцеляю людей иначе.

Бартек глубоко вздохнул.

— Я понял, учительница. Об одном прошу: сделай так, чтобы дети не испугались.

Смерть кивнула:

— Позови их в дом. Я подожду тебя снаружи.

И она медленно прошла через двери, не отворив их.

Выгреб доктор из карманов все деньги, какие были у него при себе, положил на стол; подумав немного, снял свой шерстяной плащ — больше не понадобится! — и укрыл им спящего. Потом выглянул наружу и поманил детей.

— Тише, — торопливо шепнул он старшему, — спит ваш родитель. Он поправится; пусть только полежит денёк-другой. Да скажи ему, чтобы не вздумал топором махать, пока в полную силу не войдёт, и чтобы впредь стерёгся падающих деревьев! А этого, — показал он на деньги, — вам хватит прокормиться, пока отец не окрепнет.

Схватил мальчик руку доктора, тянет к губам; и на этот раз не отнял Бартек руки. Поцеловал он ребёнка в макушку, быстро вышел и поплотнее прикрыл за собой дверь. Его лошадь, непривязанная, бродила у дома. Доктор подошёл было к ней — погладить на прощанье, но она вдруг шарахнулась, заржала дико и умчалась прочь. Рядом с собой Бартек увидел Смерть.

Он повернулся, глянул ей в лицо:

— Я готов, учительница.

Но Смерть медлила.

— Бартек, почему ты ослушался? — спросила она.

— Из жалости, — ответил он честно.

— Из жалости, — повторила Смерть. — Когда-то ты и меня пожалел.

Она умолкла. Прошла минута, другая…

— Ладно! — сказала Смерть. — На первый раз прощаю! Но если ослушаешься снова — прощения не жди!

И она исчезла.

Долго Бартек не мог дозваться своей перепуганной лошадки; когда же дозвался, не сразу сумел взобраться в седло. Домой он ехал шагом, а во время ужина заснул прямо за столом — отродясь с ним этого не бывало. Но назавтра он был таким, как всегда.

Минуло несколько лет. О чудесном докторе прознали в других городах; нередко к нему приезжали из самой столицы. Случалось Бартеку лечить даже вельмож, и многие из них хотели бы оставить его при себе. Одни сулили ему золотые горы, другие обещали, что он получит дворянское звание, если пойдёт к ним в домашние врачи. Но доктор Бартек неизменно отвечал:

— Я бы и к королю в лейб-медики не пошёл. Понадоблюсь тебе опять — позови; приеду, как только смогу.

Мать Бартека постарела, но всё ещё сама вела хозяйство. Каждый свободный час — правда, свободные часы выпадали ему редко — доктор старался проводить с ней. Мать, взяв своё вязанье, усаживалась в глубокое кресло с выдвижной подставкой для ног, купленное для неё сыном на ярмарке; Бартек, обхватив высокие худые колени, устраивался рядом на скамеечке, как в детстве, и рассказывал ей о том о сём.

Обычно она встречала сына в дверях, когда он возвращался от пациента, и всякий раз пыталась — но он не позволял — взять у него тяжёлую докторскую сумку, а потом тащила его к столу:

— Того гляди, опять за тобой придут, поесть не успеешь!