Доклад о вероятности Эй - [2]

Некоторые из вещей прямо говорили о прошедшем времени, другие лишь тонко намекали на него. Часы Джи предназначались как раз для того, чтобы следить за незримыми и неуловимыми мгновениями; это были собственные часы Джи: он купил их, истратив часть суммы, выданной ему мистером Мери в качестве жалованья. На циферблате, круглом циферблате, располагались цифры от единицы до двенадцати и пара стрелок. Меньшая из них указывала на нижнюю петлю цифры восемь, а большая — на промежуток между цифрами девять и десять. Стрелки пребывали в этой позиции, образуя угол градусов в пятьдесят, уже больше одиннадцати месяцев. И хотя Джи, когда часы вдруг обращали на себя его внимание, тешил себя иллюзиями, что они в рабочем состоянии, он все-таки ни разу не решился проверить эти самоутешительные предположения и завести механизм.

Напоминал о ходе времени и календарь за предыдущий год — 19... Девятое число февраля было отмечено на его листе.

Джи, впрочем, полностью сознавал, что указанная дата не совсем верна. Над этой рабочей — с цифрами и названиями — частью календаря, которая не работала, висел рисунок, приклеенный к тому же куску картона. Когда Джи обращал внимание на эту «эстетическую» часть, он видел среднего качества картинку, изображавшую двух мужчин в современной одежде, стоящих на краю пропасти. Один из них, с черной бородой, указывал своей тростью на что-то в ущелье, а второй, со шляпой в руке, казалось, пристально вглядывался, но не в пропасть, а в кончик палки своего бородатого спутника. На переднем плане ущелье было завалено деревьями, сломанными сучьями и валунами гигантских размеров. На заднем плане весь этот хаос застилала багровая пелена, и над всем этим парила, простирая свои громадные крылья, какая-то птица. Грандиозность изображаемого не производила должного, строгого и сурового, впечатления, поскольку все написанное обнимал мягкий дневной свет. Этот свет так охватывал две фигуры на картине, что они казались стоящими среди театральных декораций, поэтому, несмотря на край пропасти, за мужчин — и бородатого, и в шляпе — было не страшно, они, казалось, в безопасности.

Третьим предметом, указывавшим на постоянный ход времени, хотя и не так непосредственно, как часы и календарь, являлась газета «Дейли... » за апрель предшествующего года. Джи приколол когда-то лист с текстом и картинками к стене двумя канцелярскими кнопками: по одной в каждый верхний угол, правда, потом добавил еще две — в нижние углы, потому что от сырости, шедшей от стен, газета норовила завернуться вверх. Он хранил этот лист, так как считал его самым содержательным из газетных листов. Над центральной статьей этой полосы шла надпись крупным и жирным шрифтом: «СИЛЬНЫЙ ВЗРЫВ ПОВРЕДИЛ КОРАБЛЬ В ЮЖНОМ ПОРТУ». Репортаж об этом пожаре, во время которого никто не пострадал, иллюстрировала фотография, снятая сверху: корабль и дым, поднимающийся над ним. Когда Джи было семь лет и он был ребенком, дядя водил его на этот корабль. Над другой заметкой — заголовок поменьше: «3егенгаис под арестом». В последней колонке на этой полосе рассказывалось о стачке на автомобильном заводе. Ниже говорилось о более понятных и интересных вещах: «Митцы Табори четвертый раз выходит замуж»; «СПРОС НА РЫБУ ДОСТИГ РЕКОРДНОГО УРОВНЯ»; и, конечно же, репортаж из суда с заседания по делу о зверском убийстве, озаглавленный «И рассмеявшись, я убил ее». Был на этой полосе материал, способный заинтересовать Джи как садовника, под названием «Шланги идут!»; в нем рассказывалось о том, как некий мужчина в штате Нью-Йорк с удивлением однажды заметил, что его шланг зарывается в землю и умело сопротивляется при этом попыткам извлечь его на белый свет. Наконец шланг исчезает и появляется только через два дня у стены баптистской церкви, что, естественно, вызывает изумление.

Между листом газеты, прикрепленным к стене, и креслом со спинкой-колесом стояли оцинкованное ведро и керосиновый примус старого образца. Маленький столик из бамбука помещался с другой стороны, ближе к кушетке.

Был в комнате и шкаф для посуды из не покрытого ничем дерева. Чего только не хранил в нем Джи: и предметы личного туалета, и экземпляр Уолполовского «Собора», и аккуратно сложенные и свернутые бинты, и скомканную косынку жены мистера Мери, и вазу с розовым узором, в которой лежали старые крючки для занавесок, перочинный ножик и пара очков, принадлежавших дяде Джи; и подсвечник, несколько свечей, моток веревки; странной формы камни, подобранные в саду; белую китайскую кошечку, на животе которой было напечатано название приморского городка; заплатанные вещи, круглую жестянку из-под табака с дырочками в крышке — Джи хотел когда-то посадить в нее ящерицу; ну и в довершение ко всему кое-какие продукты.

Слева от шкафа из неокрашенного дерева располагалось одно из двух окон бунгало. И если смотреть от кресла, где обычно сидел Джи, то также слева на раме окна было закреплено зеркало размером сантиметров пятнадцать на тридцать в фанерной конструкции, такой, какие, возможно, имели не так давно уменьшенные варианты псише[1]. Это зеркало (его можно было назвать зеркалом заднего вида) располагалось так, что Джи, сидя на своем кресле со спинкой-колесом, мог, взглянув в него, увидеть отражение той части сада, которая была не видна в окно.