Доказательство - [17]

— Не имеем права.

— Да как же так?! — она бросила бумаги на пол, топнула ногой, во взгляде Ирины сквозила паника. — Я хочу говорить с начальником!

— Ничего не изменится. Правила есть правила.

— Да плевала я на ваши правила! Вы понимаете, что он пропал?! — снова опустившись на стул, Ирина заплакала, сминая в пальцах зеленый шифоновый шарф.

— Не кричите… Ну-ну, вот, воды попейте… И утром, утром приходите.

А Володька все бежал и бежал. Когда ему показалось, что дышать больше невозможно, он почти упал на скамейку детской площадки. Она словно специально вырисовалась по правую руку яркими красками, которых в Теневой почти не было. Поэтому лестницы и качели казались неуместными и в то же время волшебными. Этот уголок выглядел заповедником цвета среди туманно-дымчатых, зыбких миражей Теневой. Броский желтый, насыщенный красный, почти лазоревый голубой вселяли уверенность, напоминали о том, что где-то есть мир настоящих цветов, настоящих звуков, настоящих людей, которые красят детские горки толстыми кистями, ругаются матом, стряхивают песок с коленей и расходятся по домам после долгого рабочего дня. А дома их ждут дети, жены, мужья, бутылка водки и колбаса, телевизор и ощущение подлинности собственного бытия, изредка прерываемого похмельным синдромом. Здесь же всё иначе. Иногда дома-фантазии возникали из ниоткуда, тротуары, стелющиеся ровными ковриками, приводили к серой стене полумрака, что за ней, никому выяснять не хотелось, да и некому было, мосты, издали кажущиеся сведенными, на поверку оказывались либо разведенными, либо вовсе и не мостами — лишь ветвями склонившихся деревьев. Всё было насыщено видениями, прозрачными и призрачными, и только яркое пятно красок становилось оплотом среди ирреальности происходящего.

Тяжело дыша, Вольский пытался прийти в себя. Он все еще до боли в пальцах сжимал циркуль, все еще слышал в ушах истеричный крик Геометра, но, постепенно выравнивая дыхание, успокаивался.

— Ну надо же…

— Не ожидала, не ожидала.

Володька вздрогнул. Он никак не мог привыкнуть к голосу зыбкой тени, которая обдавала мальчишку слабым теплом.

— Ты тоже здесь?

— А ты думал, я тебя одного отпущу по Теневой носиться? — голос был тихим и толику обиженным, как показалось Вольскому, и он ни за что не взялся бы определить, женский это голос или мужской.

— Да я как-то… — парнишка пожал плечами.

— Не подумал, я понимаю.

— И что дальше? — Володька обвел тоскливым взглядом детскую площадку, словно где-то на железных прутьях мог висеть ответ, не замеченный мальчиком сразу. Безнадежно.

— Вот и я хотела бы знать. Полагаться на Геометра нам нельзя, — тень отливала холодным алым.

— Ты вообще хоть что-нибудь понимаешь?

— В достаточной мере, чтобы подтолкнуть тебя к побегу.

— А ты не могла бы подтолкнуть себя ко мне, чтобы мы…

— Увы. Тут нужен чертеж.

— Чертеж? Как у Геометра? Так давай… — мальчишка схватил какую-то щепку и принялся рисовать кривую на песке.

— Нет-нет-нет, нам нужна бумага.

— Какая? — Володька с видимым сожалением отбросил свой «чертежный инструмент» и носком кроссовка стер косую линию.

— Особая. Только вот доберемся ли мы одни…

— Куда?

— К Китайцу.

— Это еще кто?

— Китаец.

— Ясно. — Вольский понял, что в Теневой на вопросы отвечать никто не любит. Однако его будто укачивало на теплых волнах, а часть волнения улеглась. Наверное, потому что Она рядом, подумал Володька.

— Для начала нам надо в «таверну».

— Ты что?! Они туда первыми рванут!

— Без Мана не доберемся, — задумчивый тон заставил Володьку нетерпеливо поерзать на скамейке. — Никак не доберемся. Позови его сюда.

— Я? Это как? — Вольский ошарашено смотрел в никуда.

— Душу его позови.

— Как?! Явись передо мной, как конь перед травой? — мальчишка хихикнул. Отчего-то подобный призыв казался ему очень даже подходящим. Более того, сказочная фразочка звонко отдавалась в пустой голове, зудела и настойчиво крутилась на языке. Вполне возможно, что она сработает. Чего только не бывает в этом странном мире… Однако душа едва ли не фыркнула и произнесла, словно диктуя очевидную истину:

— Не надо лошадей. Тебе циркуль на что?

— Так я пользоваться им не умею.

— По спирали вращай. Думай о конкретной душе. Обладатель явится в семидесяти процентах случаев.

Володька зажмурился, развернул циркуль и принялся думать о профессоре. Что он знал о нем? Фактически ничего. Снова и снова он представлял его грязный передник, насмешливое приветствие, возмущенный взгляд, обращенный на Геометра. Кто этот человек? Как оказался в Теневой? Почему задержался здесь? В ушах звенело, а циркуль, казалось, сам вращался в пальцах.

— Довольно. Подождем теперь.

— А эти?.. — Володька повертел головой, словно ожидая вторжения монстров, — против которых стены…

— Пока я с тобой, они чувствуют меня, поэтому считают, что ты не добыча для них. Чуют недавнее вмешательство Геометра к тому же, вот и не рискуют.

— Ты их слышишь, да?

— Слышу. Нас много здесь.

— Здесь? — зачем-то Вольский потеснился к краю скамейки, словно бы занимал чье-то место. — А почему я тебя слышу, а их нет?

— Здесь пока нет и, надеюсь, не будет. А слышишь меня, потому что я — часть тебя. Пусть даже и отделенная, но связь не рушится просто так, по мановению руки…