Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера - [42]

Потом кинулись домой, на скорую руку собрали вещи и первым же экспрессом отправились в Осаку. Добравшись до больницы, мы узнали, что маму поместили в палату интенсивной терапии. Подключенная к аппарату, поддерживавшему работу сердца, она напоминала робота, изменилась до неузнаваемости, а ее тело паутиной оплетали маленькие трубочки.

Я схватила доктора за плечо:

— Операция ее спасет? Что для нее можно сделать? Мы заплатим, сколько потребуется, только, пожалуйста, помогите нашей маме. Умоляю вас!

— У вашей матери обширный инсульт — произошел разрыв сосуда в затылочном отделе мозга. Это неоперабельно. Боюсь, мы ничего не сможем сделать. Нам остается только ждать, когда ее сердце остановится, — сухо ответил он.

Откуда-то из области затылка до меня донесся жужжащий звук, словно там отчаянно махало крылышками насекомое… и все померкло перед моими глазами. Когда я пришла в себя, то обнаружила, что лежу на больничной койке.

— Сёко, с тобой все в порядке?

Така сидел на диване у стены и ждал, когда я очнусь.

— Как мама? — спросила я и приподняла голову.

— Ее перевели в отдельную палату, — услышав это, я встала с койки и сунула ноги в больничные тапки.

— Какой номер палаты?

— Ты себя нормально чувствуешь? Ходить сможешь?

— Да, все нормально. Это бывает… у меня малокровие. Со мной все в порядке.

— Ладно, тогда пошли. Нам сюда, — Така взял меня за руку и повел в палату к матери.

Как только я увидела ее лицо, то прислонилась к двери и залилась слезами:

— Мамочка! Ну почему же так все сложилось? Така стоял рядом, с тревогой и сочувствием глядя на меня. Он знал, как сильно я люблю маму. Когда я собиралась отправлять ей письмо, он поинтересовался, что я написала.

— Не покажу. Я стесняюсь, — ответила я.

— Не надо мне ничего показывать, просто скажи.

— Я извинилась за все, что сделала.

— Может, пойдем завтра в магазин и купим ей что-нибудь?

— Отличная мысль! Подарок с первой зарплаты.

— Ей должно понравиться. Я помогу тебе его выбрать.

На следующий день я бродила вдоль стойки с кондитерскими изделиями и ломала голову над тем, что же ей купить. И именно Така тогда ткнул пальцем в кексы «Мост над заливом» и сказал:

— Может, возьмем вот эти? Я уверен, ей понравится.

Обычно Така быстро терял терпение, но в сложные моменты всегда проявлял себя с лучшей стороны. Никто меня так раньше не поддерживал. Мне очень хотелось, чтобы он побыл в Осаке не два дня, а подольше.

Я поговорила по телефону с братом и сестрами и обо всем договорилась. Папа и Дайки не могли уйти с работы в середине дня, поэтому они собирались заехать проведать маму вечером. Маки, На-тян и я решили сменять друг друга так, чтобы с мамой постоянно кто-то был. В первый день со мной остался Така. На следующий, когда приехали Маки и На-тян, мы уступили им место, а сами поехали домой отдохнуть и принять душ. Я приготовила ужин и села за стол напротив Таки. Он, было, собрался приступить к еде, как вдруг остановился и посмотрел на меня:

— Сёко, тебе надо что-нибудь съесть.

— Я не голодна.

— У тебя со вчерашнего дня во рту не было ни крошки.

Я взяла в руку палочки и стала механически запихивать еду в рот, но за все время трапезы так и не почувствовала ее вкуса. Звук палочек, скребущих по чашкам, эхом отдавался в пустой кухне. Потом я выдавила моющее средство на губку, подождала, пока оно вспенится, и молча вымыла посуду. Стояло лето, но вода, лившаяся из крана, казалась мне ледяной.

На следующий день мы вернулись в больницу. Таке предстояло оставить меня с мамой наедине, и он выглядел обеспокоенным.

— Сёко, малышка, ты должна держаться, — сказал он, сжав мое плечо.

Потом еще раз печально посмотрел на маму и вышел. Ему пора было возвращаться в Иокогаму.

После маминого инсульта прошла уже неделя. Приятный аромат, всегда исходивший от мамы, исчез, и комната стала наполняться каким-то мерзким запахом. День ото дня он становился все сильнее, и однажды, когда я попыталась приблизить лицо к лицу мамы, вонь так ударила мне в ноздри, что я отпрянула. Мама была не единственным пациентом в мире с диагнозом «смерть мозга». Мне стало интересно, приходится ли родственникам других больных терпеть такой запах или это испытание выпало только на нашу долю? Я мучилась догадками. Однажды в палату на обход пришли две медсестры и один медбрат. Они стали оживленно болтать прямо у изголовья кровати, на которой умирала мама.

— Слушайте, хотите, сегодня вечером пойдем в караоке? — спросил медбрат.

— Если снова будешь петь сам — ни за что.

— Ой, не говори, голосок у тебя — не приведи господи! Впрочем, если ты за нас заплатишь… — Медсестры захихикали.

— Да ладно вам нести херню! Достали вы меня, — рассмеялся медбрат — Я заплачу! Так вы идете или нет?

— Хорошо, хорошо. Идем, — осклабилась первая, рассматривая электрокардиограмму моей мамы.

— Тут никаких изменений, да? — Вторая медсестра и медбрат заглянули в кардиограмму и направились к выходу.

В это мгновение у меня все побелело перед глазами. Я вскочила, чуть не опрокинув стул.

— А ну-ка стойте, вы, ублюдки! Да как вы смеете так обращаться с моей матерью? Она что для вас? Труп?

— Простите… мы не хотели… — троица растерянно заморгала глазами при виде моей ярости.