Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера - [44]

День близился к концу, и небо порозовело. Я перевела взгляд на деревья и заметила, как на землю упала цикада. Я где-то слышала, что им отпущено всего лишь несколько недель существования. Свою короткую и потому такую драгоценную жизнь они тратят на то, чтобы, мужественно превозмогая жару, упорно искать себе партнера, а потом, закончив стрекотать, соскальзывают с дерева, которое служило для них домом, и возвращаются на землю. Оставляют свой единственный приют и умирают. Я сидела и думала о том, что дом, в котором я выросла, снесли, и от него не осталось и следа. А вот мне снова предстояло пережить боль утраты…

Я сидела, погрузившись в раздумья и совсем позабыв о времени. На небе крошечными булавочными головками стали появляться звезды. Вдруг листья задрожали от порыва ветра. Казалось, мама пыталась в последний раз проститься со мной. Я наклонилась над кроватью и взяла ее ладонь в свою руку:

— Мамочка, пожалуйста, не умирай. Я буду хорошей дочерью, честное слово. Пожалуйста, не оставляй меня. Я не хочу остаться совсем одна.

Слезы полились из глаз неудержимым потоком. Я плакала и никак не могла остановиться. И вдруг заметила, как по маминой щеке прокатилась одна-единственная слезинка.

— Мама!

Она не могла говорить, но все-таки сумела дать знак, что слышит меня. Я почувствовала, как она хочет сказать, что любит меня, нежно отерла слезинку с ее щеки и вгляделась в ее доброе лицо. Мама! Где бы она ни была, что бы ни делала, она старалась ради меня и всегда думала обо мне. Мне так хотелось хотя бы еще раз услышать ее голос: «Сёко-тян, ты дома!» Музыка в CD-плеере перестала играть, и теперь только шипение аппарата искусственного дыхания перемежалось с моими рыданиями.

На следующий день, 28 августа 1991 года, утром, в восемь часов и три минуты, мама умерла. Ей было пятьдесят девять лет. Она ушла от нас внезапно, словно порыв ветра, игравший с листвой деревьев. Когда ее тело выносили из больницы, заведующий и медсестры выстроились в шеренгу, сложив руки в молитве. Все время, пока мама лежала в палате, эти люди проявляли редкое бездушие, и вот теперь, перед заведующим, они делали вид, что у них в глазах стоят слезы. Что за лицедейство! Уверена, заведующий и представить себе не мог, сколь небрежно его персонал относился к своим обязанностям и как ужасно медсестры обращались с пациентами. Как печально, что люди способны лить слезы просто ради собственной выгоды, даже когда они на самом деле не только не страдают, но и не испытывают печали.

Гроб погрузили в катафалк, и траурная процессия направилась в бюро похоронных услуг. В зале похоронных церемоний установили алтарь, украшенный белыми хризантемами. Мама улыбалась нам с фотографии, которую увеличили и поместили в рамку с черной лентой.

— В этой комнате женщины могут переодеться, — с улыбкой указала нам на дверь служащая бюро.

Я не надевала кимоно со времен детского праздника ситигосан, когда мне было семь лет. Тогда я с гордостью улыбалась фотографу, а папа стоял сзади, положив ладонь мне на плечо. Мама держала меня за руку, а в другой я сжимала пакетик с леденцами. Казалось, с тех пор прошло ужасно много лет.

Я пошла раздевалку, где мамины сестры и другие родственницы облачались в черные кимоно перед большим, во весь рост, зеркалом, подошла к одной из служащих и тихо спросила:

— Можно я переоденусь отдельно от остальных?

— Простите, но у нас только одна женская раздевалка, — служащая выглядела удивленной.

— В таком случае я переоденусь позже, — промолвила я, чувствуя неловкость.

— К сожалению, у нас только один ассистент, который помогает женщинам надевать кимоно, поэтому вам было бы лучше переодеться вместе со всеми.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел мою татуировку.

— Что? Ах да, понимаю, — она подошла к ассистентке и что-то зашептала ей на ухо.

Маки увидела мою татуировку, когда я впервые приехала в Иокогаму. Тогда она очень рассердилась:

— О чем ты только думала? Господи боже мой, ведь ты женщина. Если мама с папой узнают, ты разобьешь им сердце. Когда-нибудь ты пожалеешь, что ее сделала.

— Я никогда об этом не пожалею.

— Ну да, как же! Какая глупость! — И она в ярости повернулась ко мне спиной.

И вот теперь сестра злорадно прошептала мне:

— Я же тебя предупреждала, что из-за нее будут проблемы.

Несмотря на это, ей удалось выставить из комнаты всех родственниц, чтобы я смогла переодеться.

В зал похоронных церемоний я пришла последней. Мы все собрались для семейного фото возле алтаря.

— Бедная Сёко, кажется, тебе очень неуютно от такого высокого воротника, — саркастически заметила Маки. Ей все не давала покоя моя татуировка.

— Маки-тян, ты не принесла мамину косметику?

— Принесла все, что сумела найти, вот.

Я взяла мамину помаду и кисточку. Когда открыла ее пудреницу, оттуда повеяло знакомым ароматом духов. Как это вышло, что с течением времени прекрасное мамино лицо с идеально наложенным макияжем превратилось в лицо старухи, иссеченное глубокими морщинами? Я решила, что мама должна отправиться на небеса красавицей, и стала осторожно красить ее губы помадой. Правда, руки дрожали так сильно, что мне потребовалось больше получаса, чтобы полностью закончить макияж.