Дочь воздуха - [28]

— А сейчас… — замялась я. Человеческое деление времени я освоила плохо.

— Сейчас середина второй дневной. Через полстражи будет полдень.

— Так быстро?

— До праздника добрых ветров солнце поздно встаёт, ты разве не знаешь?

— Я спрашивала про белых магов.

— А! Ну, да, так быстро. Ты не бойся, они не пойдут в погоню. Сейчас они думают, что им случившееся просто пригрезилось. Обидно считать иначе, когда тебя усыпляют в твоей же собственной ложе.

— Но керлы же не все уснули и знают…

— Керлам прикажут забыть.

— И они забудут? — удивилась я.

— Во владениях, где можно отобрать у бедняка последнее только потому, что магам не хочется тратиться на похороны? — цинично усмехнулся эльф. — О, да!

Он снова окинул меня изучающим взглядом.

— Тебе пора идти к русалкам, — заявил он. — Я бы на твоём месте не откладывал.

— Уже? — удивилась я, но покорно поднялась на ноги.

— А ты не чувствуешь? — укоризненно проворчал Робин. Сейчас он меньше всего походил на ребёнка. — Курицы в таких случаях вовсю кудахчут.

— А кукушки? — огрызнулась я. То, что сильфы и русалки живут иначе, чем люди и эльфы, почему-то всегда было предметом шуток у доброго народа.

— О, кукушки в таких случаях ведут себя будто ничего не происходит.

Вернулась я как раз к тому моменту, когда чёрный маг соизволил проснуться. Я села рядом на плащ. Эльфа нигде не было видно. Рейнеке прижал меня к себе и нежно поцеловал. Его объятие было крепким, а губы мягкими и нежными.

— Ты как будто мерцаешь, — ласково произнёс он через какое-то время. — Я ещё ночью заметил.

— Да, — кивнула я. Это означало только одно, и только сейчас мне сделалось грустно. Рейнеке крепче прижал меня к себе, а после ослабил объятья.

— Где-то тут был… А, держи! — протянул он мне мой нож. Стриж в рукояти встряхнул крыльями. Я отшатнулась

— Н-н-нет… не сейчас. Подержи его у себя, ладно?

Маг с тревогой заглянул мне в глаза.

— Раньше ты ни на мгновение не выпускала его из рук.

— Да, но… Он накопил больше магии чем мне нужно, чтобы вернуться. Если я возьму его…

— А, — только и сказал маг. Разжал руку — нож растворился в воздухе, — и обнял крепче прежнего. Плохо. Значит, мой нож подчиняется смертному. Очень плохо.

— Пусти-ка, — попросила я и, высвободившись, достала из-за пазухи тоненькую дудочку. — Вот, возьми взамен.

— Что это? — удивился маг, принимая подарок.

— Ничего особенного. Научись на ней играть, и ты сможешь разговаривать с ветром. Он подарит тебе тепло или прохладу, отнесёт твою весть куда пожелаешь… И ты можешь позвать меня даже когда я вернусь на небо. Я приду на твой зов, где бы ты ни был. И где бы ни была я.

— Зачем? — холодно и грустно спросил волшебник. — Что ты сможешь сделать?

— О, всё, что может ветер! — рассмеялась я, но смех умер у меня на устах. Рейнеке пристально посмотрел мне в глаза.

— Говори, что скрываешь, — приказал он.

Я вздохнула. Ветерок пробежался по моим волосам.

— Я вскоре предам тебя, Рейнеке-маг, — призналась я. — Снова.

— Я начинаю к этому привыкать, — заметил волшебник. — Что на этот раз?

— Добрый народ.

— Снова?

— Это было условием моего спасения, — пояснила я. Что-то горячее обожгло щёки. Стыд. Раньше я никогда не стыдилась. Никогда и ничего.

— Как интересно, — ядовито произнёс волшебник.

— Это из-за твоего проклятья, — поспешила пояснить я. Что-то в интонациях смертного подсказывало, что он не на шутку обижен. — Я… мне пришлось… его действие надо было замедлить…

— Мне стоило тоже поставить условие твоего спасения, — сухо заметил чёрный маг. — Но я как-то не догадался. Не до того было.

— Рейнеке…

Это прозвучало очень беспомощно.

— Чего хочет добрый народец?

— Он… и… они не сказали. Приказали только привести тебя. Но они поклялись, что ты останешься жить. Что они отпустят тебя.

— И всё? — уточнил маг.

— А ещё они сказали, что мы оба пожалеем, — призналась я. — Рейнеке, послушай!..

— Не будем, — отмёл мои извинения чёрный маг и поднялся на ноги. — Я уже понял, что эльфов не обманешь. Давай, веди, раз взялась.

— Рейнеке!

Обратную дорогу к эльфам мы проделали в полной тишине, нарушаемой только мерзкими смешками Робина, который вызвался показать нам прямую дорогу. Человек его не видел и не слышал, и его мрачного спокойствия ничего не нарушало. Мне приходилось тяжелее, но гоняться за беспечно подпрыгивающим по тропинке эльфом — всё равно что ловить руками ветер. Когда-то я могла и то, и другое. Когда-то. И снова смогу вновь. Эта мысль вселяла непривычную грусть. Земля — жадная стихия. Она никогда не отпускает.

— Остановись, Рейнеке-маг и ты, Л'ииикькая! — раздался впереди голос. Робин противно хихикнул и исчез. Волшебник оглянулся вокруг и, никого не увидев, отвесил почтительный поклон.

— Я приветствую добрый народ, — ровным голосом произнёс он. — Вы звали меня — и я пришёл.

Впереди послышался смех, похожий на птичье пение весенней порой.

— Хорошо сказано, Рейнеке-маг! Ты знаешь, зачем ты здесь?

— На мне лежит долг, — высокопарно ответил смертный. — Я пришёл, чтобы расплатиться.

Смех повторился.

— Закрой глаза и сделай три шага влево, — распорядился невидимый нам эльф. — Л'ииикькая, ты должна будешь последовать за ним.

Мы сделали три шага между деревьями и, едва остановились, перед нами открылась картина, от которой у смертного перехватило дыхание. Лагерь эльфов — они не строят городов из дерева, глины или и камня, но раскидывают полотняные шатры. Разных цветов, причудливых форм, сверкающие и переливающиеся, а между ними дорожки из струящейся ткани. Хотя в мире царил ясный день, вокруг лагеря как будто сгустился полумрак, и каждый шатёр освещался маленькими фонариками, сияющими, словно звёзды на ночном небе. У самых наших ног начиналась нежно-зелёная, цвета молодой листвы, дорожка, которая вела прямо к отгороженной такой же зелёной тканью площадке.