Дочь Волка - [14]

– Да и откуда он должен появиться, этот новый священник? – Радмер сделал два широких шага и вынужден был развернуться: его кипучей энергии было тесно в этой комнате. Абархильд хотелось, чтобы он перестал вышагивать. Он напоминал ей льва в клетке, которого она видела очень давно, когда еще была маленькой, во время посещения двора императора в Аахене: та же с трудом скрываемая ярость, тот же тусклый холодный взгляд. – Кто его будет кормить? Кто приютит его? Священники обходятся недешево. У монастыря множество других нужд, помимо нового священника. Например, там нужен свой кузнец…

Но Абархильд уже не могла сдерживаться.

– Я сама займусь решением этих проблем. – Она подняла глаза на старшего сына. Он высился над ней, словно башня, и ей это не нравилось. – У меня есть мои утренние дары. – Все эти долгие и тяжелые годы она черпала силы и утешение в лесах и полях, отправляясь туда наутро после каждой свадьбы. Этого было более чем достаточно.

– Радмер, а тебе-то, собственно, что с того, если в монастыре появится еще один священник? – На губах Ингельда по-прежнему блуждала улыбка, выводившая из себя остальных. – Это ведь, разумеется, мое дело, не твое, верно?

– Твое дело? – Радмер резко обернулся и ткнул пальцем в сторону брата. – Все эти годы ты в праздности жил в доме Вульфхера, а мы с Хихредом занимались делами монастыря, постоянно, день за днем. Я хорошо знаю земли монастыря, его доходы и его расходы, тогда как ты не имеешь об этом ни малейшего представления. При этом ты не дал монастырю даже общипанной курицы, в то время как он кормит тебя и позволяет одеваться в шелка.

– Радмер! – Абархильд почувствовала привычную уже тяжесть под ребрами. – Ингельд теперь – пастырь Божий. Pro amur Deo, имей к этому хоть какое-то уважение.

– Пастырь Божий, – презрительно бросил Радмер. – Ингельд.

Сердце сдавило сильнее, чем обычно. Она плотно сжала губы и вцепилась пальцами в свой посох, жалея, что не может стукнуть его им, как это делала когда-то. Ингельд, может, и виноват, поддевая своего брата, но Радмер, конечно, мог бы быть выше этого. Можно было надеяться, что разницы в возрасте в двенадцать лет будет достаточно, чтобы развести ее детей на какую-то дистанцию.

Но нет, никогда этого не было. Все и всегда происходило именно так. Большой поросенок и маленький, оба визжат и рвутся к одной и той же сиське. И у обоих острые зубы.

В такие моменты ее невыносимо тошнило от всего этого.

– Если у нас в монастыре Донмута будет второй священник, – мягко сказала она, обращаясь к младшему, – он сможет взять на себя все обязанности пастора. А у тебя освободится время, которое ты сможешь проводить в Йорке. – Протянув руку, она кончиками пальцев погладила его запястье. – Если так тебе будет лучше. – Пусть вдали от нее, но он будет счастливым. В версии Абархильд их семейной истории она всегда хотела лишь одного – чтобы он был счастлив.

– Чтобы пить там вино архиепископа, – вставил Радмер. – Что ж, все лучше, чем пить мое.

Губы Ингельда снова скривились.

– Да, у Вульфхера вино положительно получше.

Радмер в последний раз резко развернулся и вышел из бауэра[18] Абархильд.

Схватиться за посох, да покрепче. Никогда не показывать им, насколько ей плохо. Жар и боль были почти невыносимыми.

– Ты ведь никогда не сдаешься, мама, верно? – Ингельд присел на корточки рядом с ней и положил руку ей на спину теплым и поддерживающим жестом. – Ты будешь как угодно вертеться и изворачиваться, если это помогает тебе идти к твоей цели. А что касается обязанностей пастора, то сейчас их в любом случае выполняет Хихред. – Он усмехнулся. – Я недостаточно хорош у смертного одра.

– Ингельд, Ингельд… – Она пыталась противостоять чарам его спокойного обворожительного голоса, теплоты его присутствия. Вот кому нужна твердая рука. – То, что ты снова здесь, должно было стать большим утешением. А на деле одни неприятности. – Он сейчас сидел на корточках у нее за спиной, и она не могла, не обернувшись, сказать, произвели ли ее слова какое-то впечатление на него. Она даже не была уверена, что хочет видеть его лицо. – Ну почему ты не можешь быть хорошим священником? В тебе ведь столько хорошего.

– Хороших священников не бывает, мама. – Он слегка потряс ее за плечо. – Мы все просто люди, и тебе это хорошо известно. Слабые падшие люди, реагирующие на фазы луны.

Она высвободилась из-под руки сына, продолжая цепляться за остатки своего гнева на него.

– Йорк все еще манит тебя.

– Да.

– Женщины? Выпивка? Азартные игры?

– Охота, – с готовностью ответил он. – Лошади.

– Что ты с собой делаешь!

Он передвинулся так, что теперь мог смотреть ей прямо в глаза.

– Ты хотела бы, чтобы я тебе солгал? Я раньше этого не делал и не собираюсь начинать. – Он сокрушенно покачал головой. – Там мои друзья. И в Йорке есть книги. Исидор, Плиний, Вергилий, Овидий. Мы с Вульфхером беседуем о звездах. О времени, о приливах и отливах, о том, как можно добраться до Иерусалима. О чудовищах мирового океана. О том, где высиживают птенцов казарки и куда улетают на зиму ласточки. – Он приобнял ее за плечо. – Не беспокойся обо мне.

Теперь, когда она стала старой, уродливой и сварливой, никто уже не прикасался к ней, тем более с таким чувством. Все эти годы, пока он жил в Йорке, она очень скучала по нему и с нетерпением ждала его приезда. И каждый раз его голос и лицо придавали этим встречам волшебное очарование. Жаркая боль стала уходить, осталось лишь легкое тепло, мягкая вялая тяжесть. Абархильд готова была пожертвовать чем угодно, лишь бы удержать его возле себя.