Дочь Волка - [13]

Шрифт
Интервал

, а там можно уже и передать кому-то из своих сотоварищей, способных быстро бегать. Он огляделся в поисках союзника. Вероятно, это должен быть Видиа – егерь поместья, жилистый и ловкий, который славился беспощадностью в этой игре. Но когда Хирел выбрался из давки, никого поблизости не оказалось, так что он просто наклонил голову и бросился вперед…

Во двор поместья его внесли на руках. И каждый выкрикивал его имя.

Все было готово для пира, и они тут же навалились на еду, все еще измазанные в грязи, но теперь уже закадычные друзья – люди из монастыря и поместья. Это было лучшее сражение за бочонок за все времена. Про эту победу можно было сложить гимн, прославляющий самоотверженных бойцов. В воздухе плавал аромат жареной свинины, были открыты самые большие бочки с южным вином. Впервые в жизни Хирел оказался за стоящим на возвышении столом в таком блестящем окружении – с Радмером, повелителем Донмута, с его братом-аббатом, с леди Абархильд и ее внучкой, со всей верхушкой поместья и монастыря, а его победный бочонок, украшенный гирляндой из плюща, стоял на доске, покрытой холстом, прямо перед ним. Он смотрел на женщин, двигавшихся по залу с полными тяжелыми кувшинами, и они казались ему ангелами с небес.

Это событие должно было стать легендой. Двадцать, тридцать лет спустя, когда он уже будет стариком, на него будут показывать пальцами сыновья тех, чьи отцы сейчас сами были подростками, и будут рассказывать им, как Хирел, простой пастух из поместья Донмут, выиграл бочонок.

Он плавал в море всеобщего одобрения, приправленного сладким вином и ароматным элем, наслаждаясь незнакомыми вкусами и редкими удовольствиями. Хрустящая жирная корочка на жареной свинине. Зайчатина. Гренки, обжаренные в яйце с какими-то специями, которых он никогда раньше не пробовал.

По мере того как кувшины двигались по кругу, в зале становилось все более шумно и тепло, а шутки и шалости делались все более смелыми. Посреди всего этого веселья выделялся дьякон Хихред, втянутый в какую-то замысловатую питейную забаву. Женщины ушли. И это было правильно.

Луны в эту ночь не было. Взор Хирела уже затуманился, и он глубокомысленно кивал сам себе. И вполне осознанно. Кто знает, какие опасности таит в себе эта летняя сказочная – трауи[17] – ночь? Он рывком поднялся со скамьи и встал на ноги. Он был героем этого часа и поэтому должен быть в центре зала и в гуще всех игр. Под рев толпы он шагнул с помоста, и собственное имя, повторяемое десятками людей, звучало в ушах его сладкой музыкой.

И он вдруг поймал себя на том, что жалеет, что женщины ушли. Ему хотелось, чтобы они тоже восхищались им. Чтобы та, светловолосая, снова посмотрела на него.

7

– Все. Довольно. Ты слышала мой ответ. – Радмер встал, едва не коснувшись головой низкой балки. – Ты остаешься в поместье. Пока что ты нам нужна здесь – до поры до времени.

Абархильд что-то сердито прошипела сквозь зубы. Теперь уже оба сына перечат ей. Ее сыновья, которые никогда, никогда и ни в чем не соглашались друг с другом. Альфа и омега ее материнства в этом английском браке. Двое выживших детей.

Радмер, который с первого момента своей жизни, как только оказался у нее на руках, смотрел на нее этим жестким осуждающим взглядом – как сейчас. И Ингельд, неожиданное дитя, появившееся под Праздник урожая, когда она уже считала, что не способна к деторождению. Ингельд, причинивший ей столько боли.

Столько боли и столько радости. Внезапно ей явилось видение: он, словно кузнец, сжимает ее сердце парой щипцов, разогревает его до белого каления, до агонии, а потом снова и снова бьет по нему молотом; видение было настолько реальным, что она даже почувствовала на лице жар от воображаемого кузнечного горна.

– Время? Это роскошь, которой я лишена. – Она взглянула на своего старшего сына. – Мне необходимо прийти в согласие с Господом. Мне нужен мой собственный духовник. – Тихое пристанище для души в монастыре и наставник, который поможет ей подготовиться к встрече с Небесами. Почему они так расстраивают ее? Неужели еще не заметили, что человеческая жизнь коротка?

Радмер покачал головой:

– Мы рассчитываем на тебя здесь, в поместье, мама. Ты настояла на том, чтобы его, – он указал подбородком на брата, – назначили сюда, в Донмут, и я согласился вопреки своему желанию. – Скрестив руки на груди, он смотрел на нее. – Мы десять лет не назначали нового настоятеля в монастырь Донмута, пока ты ждала, чтобы он достаточно вырос для этой роли. А теперь ты хочешь, чтобы здесь было сразу два священника?

Она досадливо поцокала языком.

– Если тебе нужна хозяйка в поместье, заведи себе новую жену. Или отдай мои ключи Элфрун.

– Элфрун еще ребенок.

– Вздор! И ты это прекрасно знаешь. – Она обернулась к своему младшему сыну. – А ты? Я думала, что ты соберешь здесь просвещенных людей. Чтобы не чувствовать себя одиноко. Чтобы не отправляться раз за разом в далекое и тяжелое путешествие в Йорк для задушевных бесед с архиепископом! Это ведь очень утомительно для тебя.

Ингельд долго пристально смотрел на нее.

– Это вовсе не утомительно, мама. Вульфхер – мой добрый друг. – В уголках его губ зародилась улыбка, собрав в складки кожу вокруг его теплых карих глаз, что вызвало у нее еще большее раздражение. На лице его играли золотистые отблески пламени очага. – Но еще один священник в Донмуте означает, что кое-кто здесь будет неодобрительно относиться ко мне. А зачем мне это нужно? – Он покосился на брата. – Как будто в этом смысле недостаточно того, что делает Радмер.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.