Дочь творца стекла - [4]

Петро замешкался.

— Нет. Ну, наверное.

— Когда подрастешь, — сказал Эро, опустился перед сыном и поймал его нос пальцами, — ты сможешь исполнять ритуал и оберегать нашу казу.

— Я старше Петро! — возмутилась не впервые Риса. — Я могу исполнять ритуал!

Не глядя на жену, Эро ответил то, что Риса и так знала:

— Защита казы — не долг женщин.

— Ну-ну, Эро, — нежный голос Джулии контрастировал с его упрямым тоном. Это был их давний спор. — Ты знаешь, как моя родственница Дана поднимает флаги как казарра Буночио. Казарра Буночио всегда так делала. С основания дома. В прошлом Кассамаги…

Эро поднял руку.

— В Каза Диветри ритуал верности — долг казарро. Так всегда было и будет, — он встал и подмигнул дочери. — Женщины хороши в другом, да? Очаровывать мужские сердца, например. Ты научишься.

Он широко улыбнулся жене, та покачала головой и улыбнулась в ответ.

— Ох, ты старомодный бык, — парировала она. Все еще говоря, они пошли к двери дома.

Риса смотрела на них, упрямство плясало в сердце.

— Я могу больше, чем очаровывать мужские сердца, — заявила она то, что не могла сказать при отце. — И я докажу это послезавтра.

— Ты и лягушку не очаруешь своим утиным носом! — закричал Петро. Она не успела его поймать, он убежал за их родителями, хохоча.

2

Нам неприятно сообщать, господин, что мы не смогли повторить чары варварского города Кассафорте.

Женатая пара, потягивающая вино из кубков, останется верной до конца дней, а те, кто читает из одной из волшебных книг — хотя зачем такое хотеть, не ясно — сохраняют знания навсегда.

Даже их символы монархии, Оливковая корона и Скипетр с шипами, зачарованы так, что только истинный наследник может трогать их без последствий. Сир, народ Кассафорте — дьяволы в облике людей.

— шпион Густоф Вернер в письме барону Фридриху ван Вистелу

— Как думаешь, кто тебя благословит, Дети или Кающиеся? — спросил Петро. Они лежали на полу комнаты Рисы, смотрели на ночное небо.

— Бог или богиня даруют благословение при Осмотре, глупый, — сказала она, не задумываясь. Каждые шесть лет при соединении двух лун и созвездий-близнецов каждый ребенок Семи и Тридцати от одиннадцати до шестнадцати лет проходил Ритуал Осмотра. Там их избирала богиня луны, чтобы они учились в инсуле Кающихся Лены, или ее брат, лунный бог, чтобы они учились в инсуле Детей Муро.

— Ты знаешь, о чем я! В какой инсуле я окажусь? — вопрос Петро крутился в ее голове днями. Различия между инсулами, насколько она знала, были минимальными. Важно было, что ее жизнь станет новой и открытой. — Мама и папа учились у Кающихся, — продолжил Петро. — Нас тоже благословят они.

— Ромельдо и Веста — тоже их дети, и их обоих выбрал бог, — отметила Риса. Ее старший брат и младшая из двух старших сестер были прилежными в учебе, это качество выбирали Дети Муро. Их старшая сестра Мира последовала по стопам родителей, ее выбрали в инсулу Кающихся Лены, где она теперь была мастером-стеклодувом в мастерской. Многие яркие новые краски в стекле, которое каза использовала в работе, были открытиями Миры.

Петро взял с тарелки угощений между ними крекер в свежем меде.

— Я буду скучать по блюдам Фиты.

— Я буду скучать по маме и папе.

— Я буду скучать по своей комнате.

— Я буду скучать по своей студии, — Риса подумала о своем кабинете рядом с мастерской отца, далеко от печей и работников с расплавленным стеклом. — В инсуле у меня не будет личного кабинета, пока я не стану мастером.

— Ты будешь скучать по Эмилю, — пошутил Петро, слизывая мед с пальцев. Он потянулся за еще одним крекером Фиты.

— Нет, — Риса взмахнула ногами. — Думаю, тебя выберут Кающиеся, — сказала она, — бросив финик, набитый орехами, в рот. — Да?

Петро ответил после долгой паузы:

— Если так, то, надеюсь, и тебя тоже.

— О, Петро, — Риса вдруг ощутила прилив тепла к брату. Ему было всего одиннадцать. Хоть они часто играли и шутили как равные, она знала, что пять лет между ними делали ее взрослой в его глазах. — И я надеюсь. Просто помни, у тебя есть семья в обеих инсулах. Ромельдо, Мира и Веста тоже тебя любят.

— Но я их почти не знаю, — сказал Петро слабым голоском. — Они уехали, когда я был маленьким. Ты всегда была тут, — он потянулся к тарелке.

— Хватит тебе меда, — она отодвинула угощения. — Или ты не уснешь.

— Думаю, и тебя выберут в Кающиеся. Ты творческая, — он указал на шкаф, где Риса хранила лучшие свои работы. В шкафу раньше была мозаика детей Диветри, созданная в ранние годы обучения ремеслу со стеклом, но потом ее заменили красивые круглые миски, которые Риса создала в печах Диветри. В отличие от других предметов в мастерской ее отца, ее миски не выдувались из горячего стекла. И их не собирали по кусочку с цементом или свинцом, удерживающим их вместе, этой техникой была знаменита ее мать. Они отличались от всего, что создавала семья Диветри веками. У некоторых были геометрические узоры, простые и яркие, другие были со сложными цветками. Кусочки стекла были соединены вместе, а потом расплавлены в печи. Это были ее творения, и Риса гордилась этим.

Она улыбнулась брату.

— Думаешь, я творческая? — он кивнул, и она крепко обняла его.

— Тебе нужно только научиться чарам хранения, и ты будешь младшим ремесленником. Мне учиться куда дольше, — сказал он.