Дочь торговца шелком - [44]

– Нам лучше зайти. – Чан потянул ее внутрь.

– Конечно.

Опомнившись, Николь закрыла дверь.

Чан достал что-то из кармана. К удивлению Николь, он протянул ей плитку шоколада.

– Шоколад! Чан, где ты был? Я не знала, жив ты или мертв!

– Я был в Баккане. Это один из центров сопротивления. Николь, ты бы только его видела!

Она выглянула на улицу.

– Дай я сперва запру дверь, а потом все расскажешь.

Чан не мог остановить поток слов. Николь слушала его, а мысли мчались вперед. С горящим взглядом он рассказывал о присоединившейся к ним интеллигенции, об актерах, певцах и музыкантах. Чан поведал ей, что Вьетминь прячет в горах запасы риса, оставляя его на черный день. В пещерах оборудуют фабрики, где делают все – от мыла до амуниции.

– Когда в сорок седьмом французы разбомбили Баккан, мы ушли в горы. Они думали, что сотрут нас с лица земли, захватив наших лидеров и уничтожив армию. Но это не сработало.

– И что происходит теперь?

– Война, – ответил Чан. – С нами крестьяне. Скоро французов ждет сокрушительное поражение.

– Почему ты не связался со мной? Я думала, что ты погиб.

– Слишком опасно. Американцы пристально за тобой следили.

– Марк?

Чан кивнул.

– Теперь ЦРУ тесно сотрудничает с французами, обменивается разведданными о наших передвижениях. Они учат других обманывать и предавать, называя это методами работы разведки. Им нельзя доверять. Закрой магазин, Николь, и поехали со мной.

– Но я не могу сражаться.

Потрясенная его словами о Марке, Николь поняла, что ее жизнь раскололась надвое.

– Если ты останешься, он будет манипулировать тобою. А у нас ты можешь выступать в представлениях. Есть несколько гастролирующих театральных трупп, которые просвещают людей.

– Пропаганда?

– Можно сказать и так. Я называю это просвещением. Только музыка может так вдохновлять крестьян. Зачем растрачивать свою жизнь, притворяясь тем, кем ты не являешься? Идем с нами!

– Ты только поэтому пришел на премьеру? Проверить, хорошо ли я пою?

– Я и так знал, что хорошо. Но я привел еще одного человека, чтобы показать и ему. Он композитор, пишет чудесные песни на основе народных сказок. Труппы путешествуют по пригородам, выступая для армейских отрядов и в деревнях. Иногда ставят пьесы. Как бродячие менестрели, несущие послание.

– Чтобы внушить людям ненависть к Франции. – Николь покачала головой. – Не забывай, я наполовину француженка.

– Я же говорил тебе. Настанет момент, когда придется выбирать.

– Но я не могу повернуться спиной к семье. В любом случае Вьетминь не примет меня.

Чан покачал головой:

– Мне кажется, ты ошибаешься.

Он протянул к ней руку, и Николь повела его наверх передохнуть. Она поставила в вазу у кровати веточки жасмина, и комната утонула в сладком аромате. Чан разулся, лег на спину и закрыл глаза. Николь устроилась рядом, ожидая, что он сразу же уснет.

Она так долго была одна, что тело отчаянно нуждалось в прикосновении. И хотя Николь испытывала неловкость от их близости, ей стало приятно, когда Чан дотронулся до ее руки. Он развернулся к ней лицом, и Николь увидела морщинки вокруг его глаз. Она совсем не ожидала того, что произошло дальше. Чан приобнял ее и притянул к себе. Потом методично расстегнул блузку, пуговка за пуговкой, все это время не отводя взгляда от Николь. Подогреваемая желанием, которое увидела в его глазах, девушка выпрямилась и сняла рубашку, потом избавилась от прочей одежды.

Чан потянулся к Николь, но она настояла, чтобы он тоже разделся. Он послушно снял с себя вещи, и они посмотрели друг на друга. Николь провела пальцами по его ребрам, ладоням, изучая почерневшие сломанные ногти и тело в ссадинах и синяках. Он коснулся ямочки на ее ключице. Может, они и поспешили, подумала Николь, но ей так хотелось, чтобы ее приласкали. Они занимались любовью без лишней страсти, нежно, как старые знакомые.

– Это мой первый раз, – прошептала Николь, готовая расплакаться.

Она провела пальцем по родимому пятну на его шее.

– Мы оба отмечены, да?

Чан поцеловал ее. Когда все закончилось, Николь, вся вспотевшая, вытянулась вдоль его тела.

– Теперь мы товарищи? – спросил он.

Некоторое время они лежали в тишине.

После Николь приготовила простой ужин из риса и курицы, и Чан с жадностью поел.

– Ты такой худой, – сказала она.

– Было непросто.

– Я не знаю, что делать. Если уеду с тобой, меня станут искать.

Чан покачал головой:

– Если не уедешь, за тобой будут следить. Увидишь, насколько ты важна своей драгоценной семье. Ты не можешь спасти всех.

– Я и не пытаюсь. К тому же я ничего не сделала.

– Тебя видели со мной. Этого достаточно. Сейчас мне пора идти, но я скоро вернусь.

– Не уходи.

– Придется. Тут небезопасно. Я вернусь через неделю, перед закрытием магазина на ночь. Это последний срок. Надеюсь, ты дашь мне ответ. Либо ты пойдешь со мной, либо мы больше не увидимся. Тем временем разберись, на чьей ты стороне, послушай, что говорит твой отец и американцы. Вернись на несколько дней домой. Посмотри, что можно выведать насчет планов французов.

– Марк не имеет к ним отношения.

– Не будь такой наивной, – засмеялся Чан. – Думаешь, стал бы он тогда вертеться вокруг тебя? Будь осторожна, Николь. Они хотят нас уничтожить и переступят через любого, кто попадется на пути.