Дочь - [156]

Получено было и несколько телеграмм. Вот одна из них:

«Ваше полное благородного пафоса воззвание глубоко волнует душу русских и будит совесть иностранцев, не совсем еще поддавшихся влиянию нашего похабного времени. Воззвание необходимо и своевременно, ваш отец поступил бы так же. Честь и слава русской женщине, низкий поклон достойной дочери достойнейшего отца».

Очень меня также тронуло письмо от «Русского общества помощи национальной России».

«Глубокоуважаемая Александра Львовна, Русское общество помощи национальной России услышало Ваш громкий голос в защиту русского народа, который уже 16 лет проливает кровь от коммунистов–палачей. Десятки, сотни и тысячи русских невинных людей гибнут от руки изувера Сталина и его шайки.

Считаем своим долгом принести вам свою искреннюю благодарность за Ваше честное и справедливое заступничество в защиту угнетенного народа. Мы верим и надеемся, что Ваше веское и авторитетное слово разнесется по всему земному шару и будет услышано цивилизованным миром, как некогда было услышано слово Вашего покойного отца, всеми нами уважаемого Льва Николаевича. Мы верим в то, что многие сильные люди последуют Вашему примеру».

Подписи.

«Очень немногие понимают, что такое в действительности коммунизм, — пишет американец из Чикаго. — Мое искреннее желание, моя надежда, что ваша умелая статья не только заставит людей думать, но скорее даже заставит их действовать и поднять голос протеста против самих ужасающих условий, против этих людоедов и убийц, против уничтожения русского народа, против разрушения религии и русских семей. Да благословит вас Господь и да поможет он вам в вашей работе».

А вот выдержка из письма русской женщины: «Мне было отрадно прочитать в газетах ваше воззвание. Вы высказали то, что каждый русский (не продавшийся) чувствует, но не всякий может, по многим причинам, говорить открыто, да и не всякий умеет это делать. Приветствую вас и желаю успеха в дальнейшем…»

Вот выдержка из письма студента колледжа: «Я прочел с удовлетворением и полным согласием с вами вашу статью, где вы обличаете коммунизм. Мне кажется, я родился с врожденной ненавистью и страхом ко всему, что напоминает деятельность, которую ведут коммунисты в настоящее время в России… Я бы очень хотел активно участвовать в борьбе против этой современной цивилизации».

Меня очень заинтересовали письма учеников средних школ. Привожу выдержки из этих писем.

«…В апреле в нашей школе будут устроены дебаты по вопросу: принято решение, что Соединенные Штаты должны официально признать Советскую Россию. Но американские молодые юноши и девушки слишком невежественны в этих вопросах и причинах, почему надо Советскую Россию признать или не признать». И в конце письма юноша просит меня его принять, чтобы дать ему информацию по этому вопросу. «Я стою за непризнание, но мне очень хочется найти веские аргументы в пользу моего убеждения».

Другой ученик средней школы пишет: «Мы обсуждаем вопрос: постановлено, что Россия теперь в гораздо лучшем положении, чем при царе…»

Получены были сотни писем, но я привела самые интересные. Видимо, вопрос об отношениях с Советами волновал более сознательную часть американцев. Но когда в ноябре 1932 года громадным большинством прошли демократы и президентом был избран Франклин Д. Рузвельт, стало ясно, что признание советской власти — неминуемо.

ЖИЗНЬ В ДЕРЕВНЕ

Я только читала о том, как лопались банки и как люди богатые, рабочие, фермеры, всю жизнь копившие гроши и рассчитывавшие на спокойную старость, за один день оставались нищими, но мне никогда не приходилось этого ни испытывать, ни видеть. Когда прошел слух, что банки один за другим лопаются, я помчалась в Филадельфию, но… было уже поздно. У меня было всего около 1400 долларов, полученных за книгу и рассказы. 1000 долларов друзья посоветовали мне положить на почту, а 300 с чем–то долларов лежали в банке, в Филадельфии, на текущем счету.

В банке собралась толпа людей. Женщины плакали, мужчины нервно курили, банковские чиновники — просто исчезли. Все окошечки были закрыты, мы видели, как за решеткой ходили люди, но они с нами не разговаривали и добиться каких–либо объяснений было невозможно. Меня особенно поразил один старый, высокого роста, костлявый и загорелый фермер в рабочей одежде. Вероятно, как услышал ужасную новость, так, как был, сел в машину и примчался в банк. Он стоял, прислонившись к стене, беспомощно глядя по сторонам и как–то странно выкидывая руки вперед, точно желая объяснить что–то. «Не может этого быть. Здесь какое–то недоразумение, чего–то мы не понимаем», — говорил он соседу. «Никакого недоразумения, — огрызнулся тот. — Пропало все. Банк объявил себя банкротом…» — «Да, но я работал, тяжело работал… Здесь труд всей моей жизни… Как же я скажу жене, она этого не выдержит?.. I can't face my wife[122]».

Смятение было ужасное. Американцы не знают, что значит терять имущество. Что имущество?! Терять семью, страну, терять все! Но хоть я и привыкла к потерям, должна сознаться, что и я была расстроена, для меня 300 долларов было большими деньгами, особенно теперь они были нам очень нужны, так как мы снова оказались бездомными бродягами. Когда мы привели в порядок ферму, вложив в нее столько труда и денег, хозяин потребовал с нас такую высокую арендную плату, что мы не в состоянии были ее платить. Три года спустя я проезжала мимо фермы, там никто не жил и она была еще более разрушена, чем до нашего прихода.