Дочь степи. Глубокие корни - [60]

Речи Джамалия смутили продавца. Он попытался улизнуть, но Джамалий не отпустил его.

— Не торопись, браток, спешить некуда.

Привел милиционера, рассказал, в чем дело. Милиционер повел их в отделение. Там допросили. Предположения Джамалия оказались правильными, этот бешмет был недавно подарен Валием работнику совхоза Ахми, а тот обменял его на самогонку. Так бешмет попал на рынок.

Восторгу Джамалия не было границ.

— Давно у меня сердце ныло. Думаю, что за оказия? И прежде Валий-бай был начальником и теперь начальник. Допрыгался, голубчик! Здорово я его подцепил. Пойдем, на радостях выпьем! Я угощаю.

Весело шагая к пивнушке, Джамалий продолжал рассказывать о бешмете:

— И память же у меня, а!.. Уж сколько лет прошло! Это было спустя полтора года после японской войны. Я тогда жил в подвальном этаже большого дома, принадлежащего Валию. Как-то позвал хозяин меня к себе. Пошел я. Бай и говорит: «Сшей мне к празднику бешмет. Материал отличный, смотри, чтоб и работа была отличная. Только сшей не по-старинному, а по-нонешнему». — «Ладно, говорю, работа будет первый сорт. Заплатишь, не обидишь». Сшил я ему бешмет что надо — плечи конским волосом выстегал, прямые карманы прорезал, талию сделал. Не бешмет, а красота. Похвалил бай работу. «Хорошо, говорит, сделал. Ты, говорит, первый в Казани мастер».

Джамалий удовлетворенно хлопнул себя по груди рукой.

— Вот ведь она, хорошая работа. Сколько лет прошло! Валий-бай состарился, я состарился. Был царь Николай — сгинул. Была война — кончилась. Был голод — прошел. Были у Валий-бая награбленные миллионы — их не стало. Все сгинуло, а вот бешмет, сшитый моими руками, цел и сейчас. Так-то, сват Камалий! На свою голову сберег Валий-бай этот бешмет. Подцепил я его, подцепил! Пускай теперь попробует выкрутиться!

В разговорах дошли приятели до большого каменного дома, над дверью которого красовалась надпись: «Пивная». Ноги сами переступили заветный порог.

Зал, в который они вошли, был полон табачного дыма. Он мутной пеленой обволакивал все предметы. Откуда-то из глубины помещения доносился хриплый звук граммофона. В одном углу слепые играли на гармошке. Кто-то подпевал им пьяным голосом. Постепенно глаза освоились с туманом и стали различать маленькие столики с сидящими вокруг них посетителями. От криков, ругани, песен звенело в ушах.

— Пожалуйте в заднюю комнату, там просторнее, — пригласил официант.

С трудом пробравшись между столами, приятели вошли в маленький зал. Он тоже был полон дыма, но там было спокойнее, чем в передней комнате.

— А, Джамалий-абзы, Камалий-абзы! Подсаживайтесь ко мне!

Приятели увидели Сираджия и уселись за его столом.

— Сколько? — спросил официант.

— Шесть, — сказал Джамалий.

Требуемое быстро появилось на столе. Сираджий был сильно пьян. Громко ругаясь, он начал возмущаться:

— Проклятый Паларосов сущим псом оказался! Сначала будто хорош был, запрятал бандита кочегара, а теперь на всех бросается, как бешеная собака.

Джамалий удивился. Он было приготовился подробно рассказать историю с бешметом, но, услышав слова Сираджия, прикусил язык. Молча разлил по стаканам пиво, молча выпил. Потом осушил еще стакан, закусил ржаными сухарями и горохом. Только после этого решился спросить:

— Ты чего ругаешься, Сираджий? Расскажи толком!

— Как ни говори, все одно, — стукнул Сираджий по столу кулаком. — Валий-бая арестовали, сам видел. На моих глазах увели. Все это Паларосова дело! Его, дьявола!

Джамалий и Камалий засыпали приятеля вопросами.

— Вы что, с луны свалились? — даже чуть отрезвев от изумления, спросил Сираджий. — Вчера была у нас гулянка. Пиво скоро кончилось. Пошел я за ним на пристань. Смотрю, двое вооруженных милиционеров выводят Валий-бая с парохода. Пристань полна народу. Все удивлены. «В чем дело?» — спрашивают. Нашелся тут один словоохотливый парень, рассказал. «Приехал, говорит, Валий Хасанов на несколько дней в город. Окончил свои дела и сел на пароход, чтобы вернуться к себе в совхоз. Уж третий свисток дали, вдруг вышел на дебаркадер комендант и крикнул капитану: подождите, мол! А в эту минуту взошли на пароход двое милиционеров и вывели из первого класса Валия Хасанова. Пароход отчалил. Хасанова увели…» А все этот пес Паларосов натворил.

— Ну, дела! Ну, дела! — ахнул Джамалий.

— Этого мало, — продолжал Сираджий, — вчера вечером арестовали Салахеева. Сегодня утром Паларосов вызвал к себе Иванова, допросил его и прямо в тюрьму отправил.

Джамалий застыл от изумления. Он никак не мог освоиться с мыслью о том, что событие, в котором и ему пришлось принять участие, так разрослось.

Сираджий залпом выпил стакан и снова заговорил:

— Говорят, будто арестовали косого Гимадия и придурковатого Ахми, будто их отправили в город. А виновником всего считают того же Ахми. Он напился самогонки и наговорил всякой ерунды. А Паларосову только это и надо было. Потом приезжала в город вдова бандита Фахри Айша и заварила целую кашу, доказала, что шрам к убийству отношения не имеет, привела с собой какого-то чуваша.

Джамалий от удивления только покачивал головой и твердил:

— Ну, дела! Ну, дела!

А Сираджий, забыв о слушателях, продолжал: