Дочь профессора - [26]
4
Луиза проснулась утром в незнакомой, очень мягкой постели. На мгновение ее нервы и мускулы напряглись от неожиданности, но она тут же вспомнила, как и почему оказалась здесь, потянулась, легла поудобнее, расслабив все тело, и чуть было не задремала снова. Но волнение взяло верх над истомой, мелькнула мысль о завтраке, всплыли в памяти булочки и горячий шоколад, и она подумала: не будет ли это выглядеть слишком по-детски, если она закажет шоколад?
Кто-то повертел дверную ручку, но дверь не отворилась, так как Луиза заперла ее на ночь.
— Луиза, — послышался голос отца. — Ты проснулась?
Она села, потом выпрыгнула из постели — ночная рубашка при этом движении туго обтянула ее колени, — и в мгновение ока она была уже у двери, отперла ее и, успев прыгнуть назад, в постель, приветствовала отца сияющей улыбкой.
— Так-так, — сказал он, разгадав ее возбужденное состояние. — Мы уже целиком в предвкушении нашего первого дня в Париже?
— Ты не ошибся, — сказала она, садясь в постели и подтягивая колени к подбородку, чтобы освободить место для отца.
— А как насчет завтрака? Хочешь, чтобы подали сюда, или спустишься вниз и позавтракаешь со мной?
Луиза подумала.
— Спущусь вниз, — сказала она и снова выпрыгнула из постели.
Мелькнула линия ее живота, там, где солнечный луч проник сквозь тонкую ткань рубашки, и Генри встал и повернулся к двери.
— Я подожду тебя внизу, — сказал он.
— Нет, постой, — сказала Луиза. — Посоветуй, что мне надеть. — Она распахнула дверцу гардероба, где висело пять-шесть платьев.
— Не знаю, — сказал Генри. — Любое, какое хочешь.
— Но у нас сегодня торжественный день или мы будем просто осматривать город?
— Ленч у нас будет в ресторане с профессором Боннефуа.
— Тогда, значит, торжественный.
— Возможно.
— Чудесно. Я надену это. — Она достала из гардероба платье в зеленую и черную клетку.
— Отличное платье.
Теперь она уже ждала, чтобы Генри ушел.
— Через минуту я буду внизу, — сказала она.
Генри вышел из ее номера и спустился на лифте в ресторан на первом этаже. Официант приветствовал его улыбкой и спросил, не подать ли завтрак Луизе в номер?
— Нет, — сказал Генри. — Сюда.
— Alors, deux cafes complets?[11]
— Ah, non. Je crois que ma fille prend du chocolat.>[12]
5
Профессор Боннефуа был, как и Генри Ратлидж, недурен собой, примерно того же возраста и так же преуспевал. Несмотря на то, что большинство французских ученых как левого, так и правого направления, занимающихся вопросами политики, очень его недолюбливали — а недолюбливали они профессора за его приверженность НАТО, — он все же пользовался достаточным влиянием, чтобы организовать конгресс американских и западноевропейских ученых и созвать его, мало того, что в Париже, но еще в такой момент, когда правительство де Голля, которое он поддерживал, пересматривало свое отношение к Североатлантическому пакту.
И он, и его жена прекрасно говорили по-английски, и профессор Боннефуа прибег именно к этому языку, сразу начав расточать недвусмысленные и даже рискованные комплименты Луизе.
— Почему ваш отец так упорно прятал вас до сих пор? — спросил он.
— Я, вероятно, была в лагере, когда он последний раз приезжал сюда, — сказала Луиза.
— Но это просто безбожно, — сказал француз, бросая на Генри шутливо-осуждающий взгляд.
— Луизе еще только исполнилось шестнадцать, — сказал Генри.
— Только? Но этого вполне достаточно для девушки, если она к тому же так хороша собой.
— Laisse>[13]…— вполголоса пробормотала мадам Боннефуа.
Сама она была тоже красива, элегантна, молода, и попытка пресечь флирт мужа с Луизой скорее была продиктована не ревностью, а смущенным выражением лица Генри.
Луиза же была в восторге.
— А папа говорил, что французы не водят никуда девушек моего возраста, — сказала она.
— Я не задумываясь мог бы назвать вам десяток французов, которые с величайшей охотой повели бы вас… куда угодно, — сказал Боныефуа, с лукавой усмешкой поглядывая на Генри.
— Но обычно это все же не делается, — сказал Генри, игнорируя усмешку.
— Нет, конечно, — сказала Шарлотта Боннефуа.
— Обычно нет, — согласился ее супруг, — но ведь и Луиза существо не обычное. Она на редкость красива.
— Ну что ж, годика через два я привезу ее снова, — сказал Генри.
— Если вам захочется что-нибудь посмотреть, пока вы здесь, — сказал Боннефуа Луизе, — дайте мне только знать.
— Ну, я бы не прочь побывать в «Фоли Бержер», — сказала Луиза.
— Ни в коем случае, — резко сказал Генри. — Ты еще слишком молода.
— Слишком молода? — повторил Боннефуа. — Слишком молодым быть невозможно. Слишком старым — да.
Он рассмеялся, и его жена рассмеялась тоже — несколько принужденно. Генри улыбнулся, и, оставив наконец в покое Луизу, мужчины заговорили о конгрессе.
— Правительство везде, где только может, ставит нам палки в колеса, — сказал Боннефуа. — Оно теперь, пожалуй, более враждебно настроено по отношению к вам, американцам, чем к Советской России, хотя предполагается, что мы с вами — союзники, а СССР — наш противник.
— Да, порой похоже, что так, — сказал Генри.
— Но ваше правительство держится хорошо… Я хочу сказать, что ваш президент так терпелив, в то время как наш старик… он даже не отличается хорошими манерами.
Тамплиеры. Рыцари-храмовники. Наверное, самый знаменитый в истории орден «воинов Христовых» – орден, овеянный бесчисленным множеством мистических легенд – то прекрасных, то пугающих…Их взлет был молниеносным. Их власть – огромной. Их падение – страшным.Но сколько же правды кроется за мифами и легендами, причудливо смешавшими истину и вымысел? Ответ на этот вопрос дает потрясающая книга Пирса Пола Рида!
Английский романист, драматург Пирс Пол Рид (р. 1941), автор романов «Игра на небе с Тасси Маркс» ("Game in Heaven with Tussy Marx", 1966), «Юнкеры» ("The Junkers", 1968), «Монах Доусон» ("Monk Dawson", 1970), «Выскочка» ("The Upstart", 1973), повести «Полонез» ("Polonaise", 1976), документальных повестей «Живы!» ("Alive: The Story of the Andes Survivors", 1974), «Грабители поездов» ("The Train Robbers", 1978), пьес для телевидения и радио. На русский язык переведен роман «Дочь профессора» (М., 1974)
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Почти всю жизнь, лет, наверное, с четырёх, я придумываю истории и сочиняю сказки. Просто так, для себя. Некоторые рассказываю, и они вдруг оказываются интересными для кого-то, кроме меня. Раз такое дело, пусть будет книжка. Сборник историй, что появились в моей лохматой голове за последние десять с небольшим лет. Возможно, какая-нибудь сказка написана не только для меня, но и для тебя…
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…