Дочь пекаря - [7]
Папа вернулся с камерой.
– Не уверен, что с пленкой порядок. – Он открыл затвор и взвел ручку. – Kein Thema[11].
Элси вздохнула. Мама слишком волнуется. Как большинство женщин в Германии, она хотела, чтобы ее дети были совершенны, брак – превосходен, хозяйство – образец приличия. Но, как ни старайся, Элси до совершенства недотягивала.
– Он будет с минуты на минуту, пап, скорей. – Элси встала рядом с мамой и попросила Боженьку, чтоб нынче все прошло хорошо. Только бы родители были счастливы.
– Смотри-ка, – сказал папа. – Две из трех прекраснейших женщин Германии. Ты будешь хорошей женой, Элси. Как говорит фюрер, – он сделал паузу и поднял жесткую ладонь, – твой мир – это твой муж, твоя семья, твои дети и твой дом. Мама и Гейзель – отличный пример.
Последние полгода отец только и твердил, что Элси – будущая жена, и при этом непременно цитировал фюрера. Это действовало Элси на нервы. Непонятно, зачем цитировать. Сама она старалась не цитировать никогда и никого. У нее и свои мысли есть.
– Хорошо. Ясно. Постараюсь вести себя на отлично. Снимай.
Папа посмотрел в линзу камеры:
– Луана, поближе к дочке.
Мама придвинулась, благоухая укропом и вареными можжевеловыми ягодами. Элси не хотелось тоже ими пропахнуть, и она расправила плечи, чтобы не прижиматься к маме.
– Готовы? – Папа занес палец над кнопкой.
Элси улыбнулась в объектив. Хоть бы Йозеф пришел поскорее. Ей не терпелось выпить свой первый бокал шампанского. Он обещал.
Шофер остановился перед банкетным залом на Гернакерштрассе.
– До чего же красиво, – сказала Элси.
Деревянный дом облепили балконы с резными сердечками; с разноцветных фресок глядели пастухи в кожаных штанах, разодетые баронессы и ангелы с распростертыми крылами. На каждом окне трепетали на альпийском ветру черно-красные флаги со свастикой. Каскады фонариков над снежной крышей подсвечивали ряд сосулек, будто на дом надели корону. Замерзшие карнизы – точно сахарные разводы на имбирном прянике. Сказочный пряничный домик из братьев Гримм.
– До чего же ты красива. – Йозеф положил ладонь ей на колено. Тепло его руки проникло сквозь габардиновый плащ и шифоновое платье.
Шофер распахнул дверь. На снегу лежала красная ковровая дорожка, чтобы гости не поскользнулись и не запачкали обувь. Йозеф помог Элси выбраться из автомобиля. Она поспешила выскочить, пряча ступни под расшитым кремовым подолом. Платье-то Йозеф ей купил, а вот подходящих туфель не нашлось. Пришлось занять у мамы ее лучшую пару – лодочки на ремешках. Элси полировала их полчаса, но они все равно выглядели ношеными.
Йозеф взял ее под руку.
– Не бойся, – успокоил он. – От твоего прекрасного немецкого личика все будут в восторге. Он тронул ее щеку пальцем в кожаной перчатке. У нее екнуло под ложечкой – так екало, когда брецелям было пора вон из печи. Но с брецелями она знала что делать: вынуть и поставить на окно остывать. А здесь не знала, хоть и оделась как кинозвезда. Элси глубоко вдохнула. Дымок сосновых дров наполнил ноздри. Глаза увлажнились. Огни слились, она сжала руку Йозефа, чтоб не упасть.
– Ничего, ничего, – он погладил ее руку. – Улыбнись.
Она улыбнулась.
Двери дома распахнулись, послышались скрипки. Швейцар взял у Элси плащ. В свете ламп стеклярус отбрасывал на Йозефа маленькие радуги.
– Хайль Гитлер, Йозеф! – приветствовал его коренастый мужчина с липкими объедками в жестких усах.
Сколько у него там еще дряни застряло, подумала Элси, скрывая отвращение.
– Кто это? – спросил мужчина.
– Позволь тебе представить фройляйн Элси Шмидт. – Йозеф щелкнул каблуками. – Майор полиции безопасности Гюнтер Кремер.
Элси кивнула:
– Очень приятно.
– Очаровательно. – Кремер повернулся к Йозефу и подмигнул.
– Мы с Гюнтером знаем друг друга много лет. Служил в моем отряде в Мюнхене. Фрау Кремер с тобой?
– Да, да. Где-то здесь. – Кремер махнул рукой через плечо. – Обсуждает свои оловянные ложки и тому подобный вздор. Выпьем?
Они пошли с Кремером по коридору: нацистские флаги, елки, засахаренные фрукты. Кремер разглагольствовал о вине, угощении, приглашенной элите. Элси не слушала, ее ошеломило окружающее великолепие. Все как в ее мечтах: роскошные бальные залы, праздничный вечер, точь-в-точь голливудский фильм из детства. Сердце колотилось. Ах этот желанный мир, куда ведет ее Йозеф, мир власти, престижа, эйфорического упоения! Люди и вещи – все пропитано роскошью, как клубничный торт – сиропом. Забыты доска и скалка, печь и зола; смыта с ладоней грязь монет и талонов на паек. Рядом с Йозефом Элси легко притвориться одной из них – принцессой Третьего рейха. Притвориться, что снаружи нет ни голода, ни страха.
Коридор вывел в огромный банкетный зал. Поперек зала стояли длинные белые столы, у каждого четвертого стула – серебряные канделябры. Струнный квартет на возвышении дружно водил смычками туда-сюда. Медленно, как детальки часового механизма, кружили танцующие пары. Мужчины в эсэсовской форме складывались в узор из черных мундиров и красных нарукавных повязок. Женщины дополняли пейзаж трепещущими тенями платьев, сливовых и персиковых, апельсиновых и огуречных – урожай юности и зрелости.
