Поостыв, Тула начала жалеть о том, что ушла от Саймона. Да, он причинил ей боль, но он все ей рассказал, не так ли? Ему было нелегко признаться в том, что он сделал. Он мог бы молчать, но предпочел быть с ней честным. Несмотря на боль и обиду, она поняла, что по-прежнему его любит. Она решила, что после встречи с читателями приедет к нему домой и признается Саймону Брэдли в своих чувствах. Возможно, он ответит ей взаимностью, и они смогут начать все заново и стать настоящей семьей.
Эта мысль придала ей сил. Улыбнувшись детям, она спросила:
— Вы готовы услышать историю о том, как Одинокий Кролик нашел друга?
— Да! — послышался в ответ унисон детских голосов.
Она рассмеялась, и ей стало легче на душе.
Тула открыла книгу и целиком посвятила следующие полчаса своим юным слушателям. Когда история об Одиноком Кролике и белом котенке закончилась, дети зааплодировали, а родители начали брать с полки ее книги и выстраиваться в очередь за ее автографом. Потом Тула клеила всем желающим на футболки стакеры с изображением Одинокого Кролика и отвечала на их вопросы. Она получала удовольствие, несмотря на то, что все ее мысли были о предстоящей встрече с Саймоном.
Вдруг она почувствовала, что кто-то за ней наблюдает. Ее кожу начало покалывать, а сердце учащенно забилось, прежде чем она подняла голову и увидела перед собой темно-карие глаза Саймона, полные нежности. Вместо делового костюма на нем были джинсы и футболка с изображением Одинокого Кролика. К себе он прижимал Натана в точно такой же футболке.
Тула улыбнулась, но затаила дыхание, боясь принять желаемое за действительное. Может, Саймон просто принес Натана, чтобы она с ним пообщалась. Может, она приняла за нежность сожаление.
Медленно поднявшись, она попыталась с ним заговорить, но от волнения у нее пересохло во рту. Когда Натан протянул к ней свои пухленькие ручки, она взяла его, и он довольно вздохнул, прижавшись к ней.
Пожав плечами, Саймон сказал:
— Э-э… я увидел твое фото на рекламном постере перед входом в магазин и узнал, что сегодня ты будешь здесь.
— И ты пришел, — прошептала она, поглаживая Натана по спине.
— Разумеется, — ответил он. Его карие глаза говорили ей все то, что она хотела услышать. Он больше ничего от нее не скрывал, и она тоже не будет.
— После встречи с читателями я собиралась зайти к тебе, — призналась она.
Улыбнувшись, он подошел ближе:
— Правда?
— Мне нужно кое-что тебе сказать.
Должно быть, он прочитал ее чувства на ее лице, потому что опередил ее:
— Позволь сначала мне. Я тоже хочу многое тебе сказать, Тула.
Улыбнувшись, она посмотрела на детей и родителей, которые с интересом наблюдали за ними.
— Прямо сейчас?
Окинув взглядом толпу, Саймон пожал плечами:
— Да, здесь и сейчас.
К ее удивлению, он опустился перед ней на одно колено и посмотрел ей в глаза.
— Саймон…
— Я первый, — улыбнулся он. — Тула, я не могу без тебя жить. Я пытался, но у меня ничего не вышло. Ты воздух, которым я дышу. Ты мое сердце. Моя душа. Моя жизнь.
Кто-то из присутствующих вздохнул, но ни один из них не обратил на это внимания.
— О, Саймон… — На глаза Тулы навернулись слезы, и она часто заморгала, чтобы их прогнать.
Взяв ее руку в свою, он медленно поднялся и продолжил:
— Я люблю тебя, Тула. Мне следовало сказать тебе это в первую очередь. Впредь обещаю говорить тебе это часто. Я люблю тебя. Люблю.
Тула рассмеялась, и малыш у нее на руках сделал то же самое.
— Я тоже тебя люблю, Саймон, — произнесла она, чувствуя, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди. — Я собиралась тебе сказать именно это.
— Выходи за меня замуж, — быстро сказал Саймон, словно боясь, что она может передумать. — Стань моей женой и матерью Натану. Будь всегда рядом с нами, и тогда никто из нас не будет одиноким, как твой кролик.
— Да, Саймон, — ответила она, идя в его объятия. — Да.
Тогда он наклонился и, заглянув в голубые глаза любимой женщины, поцеловал ее под аплодисменты и одобрительные возгласы толпы.
Полтора года спустя
— Тужься, дорогая! Не останавливайся! — подбадривал жену Саймон.
— Вот бы тебя на мое место, — пробормотала она, уронив голову на подушку. — Я хочу немного отдохнуть.
— Эй! Никаких перерывов на кофе, — пошутила доктор Лиз Ханей, стоявшая у изножья кровати.
Саймон чмокнул жену в потный лоб:
— Клянусь, мы больше никогда не будем этого делать.
— Будем, — возразила она. — Я хочу по меньшей мере шестерых детей.
— Ты хочешь моей смерти, — простонал Саймон. — Давай, дорогая, тужься.
Тула улыбнулась ему, несмотря на боль, которую он видел в ее глазах.
— Вот раскомандовался.
Затем ее черты напряглись, и она глубоко вдохнула:
— Опять начинается.
Саймон никогда в жизни не испытывал такого ужаса и одновременно радостного волнения. Его жена самая сильная и смелая. Самая чудесная женщина на свете. Он был благодарен небесам за то, что она появилась в его жизни и изменила ее.
— Ты борец, Тула. У тебя получится. Я здесь, с тобой. Давай, сделай это.
«И пожалуйста, сделай это побыстрее, — мысленно взмолился Саймон, — а то я грохнусь в обморок».
Он сам настоял на том, чтобы присутствовать при родах, и теперь жалел об этом. Наблюдать за тем, как мучается любимая женщина, и быть не в силах ей помочь просто невыносимо.
