Дочь лжеца - [39]

– Ты поправила мать?

– Она казалась такой счастливой. Не хотелось ее расстраивать.

– Но сама ты чувствовала, что что-то неправильно, так?

– Вроде того.

– И часто ты испытывала подобное ощущение, находясь в семье?

– Иногда, – отвечаю я после секундного колебания.

– Можешь привести еще один пример?

В одном из самых ранних детских воспоминаний мы с родителями ехали в машине. Матушка подпевала радио, а отец сидел за рулем. Когда мы остановились в отеле или у родственников, мне очень коротко подстригли волосы и перекрасили их в каштановый цвет. Получилось так уродливо, что я часами не прекращала плакать.

– Каждый раз, как я напоминала родителям об ужасной прическе, которую мне сделали в детстве, они говорили, что такого никогда не было и что я, вероятно, увидела это в каком-то сериале. Но я никак не могу забыть кошмарный запах краски для волос. Этот случай так ярко запечатлелся в уме, что кажется настоящим.

– Где ты находишься прямо сейчас? – спрашивает доктор, откладывая ручку.

– В вашем кабинете.

– Как тебя зовут?

– Пайпер Блэквелл.

– Какого цвета моя рубашка?

– Светло-голубого, – с улыбкой отвечаю я.

– Понимаешь, чего я добиваюсь? Ты вполне вменяемая. И можешь положиться на то, что видишь собственными глазами.

– А как насчет воспоминаний?

– Память – забавная штука, – произносит Люндхаген. – Человеческое сознание печально известно тем, что генерирует ложные образы. Если опросить десять свидетелей о происшествии, то получишь десять разных описаний. Чаще всего я говорю пациентам, что на мелкие детали воспоминаний не следует слишком уж полагаться. Иногда мозг даже сам дополняет картинку кусочками из других событий. Однако ощущения почти всегда правдивы. Если ты никак не можешь забыть о стрижке, запахе краске, чувстве собственного неудовольствия, тогда это, скорее всего, случилось на самом деле.

Я делаю глубокий вдох и откидываюсь на спинку кресла. В сознании воцаряется хаос, словно там включили генератор статических помех.

– О чем задумалась? – доктор скрещивает ноги, так что под одной из задравшихся штанин становится заметен розовый носок.

– Вы носите розовые носки, – комментирую я.

– И правда, – с улыбкой отзывается собеседник, бросив взгляд на собственные ноги.

– Вам не кажется это странным? Ведь это женский цвет, а вы мужчина.

– А ты как считаешь?

– Отец с матерью всегда привозили мальчикам одежду темных оттенков: черного, синего, коричневого, серого. Говорили, что мужчинам не пристало облачаться в кричащие тона.

– Как думаешь, почему?

– Мне казалось, это вы являетесь психиатром и должны знать все ответы.

– Моя работа заключается совсем не в этом, Пайпер, – качает головой доктор. – Я здесь для того, чтобы помочь тебе отыскать ответы, а не чтобы дать их в готовом виде. Предполагаю, этот метод сильно отличается от того, каким образом тебя воспитывали Анжела и Кертис. Я хочу помочь тебе начать мыслить самостоятельно.

Я отвожу взгляд и принимаюсь рассматривать обстановку кабинета. На одной из полок набитого книгами шкафа я замечаю фотографию кота.

– Это ваш питомец?

– Ральфи. – Собеседник снимает рамку с изображением и передает ее мне. – Когда дочери еще учились в младших классах, они выбрали его среди десятка котят, лезущих друг на друга в попытках привлечь внимание. Этот бедняга забился в угол, подальше от остальных. Молли тогда указала на него и заявила: «Вот наш кот!» Он скончался пару лет назад, но фотографии с Ральфи до сих пор стоят по всему дому.

Со снимка на меня смотрит роскошный красавец с зелеными глазами оттенка морских водорослей и темным мехом, почти как волосы у Каспиана.

– У меня тоже когда-то был котенок, – невольно вырывается у меня.

– Расскажи о нем.

– На самом деле она провела у меня всего один день. Я обнаружила ее в лесу возле дома, умирающей от голода. Мы с Каспианом пытались покормить котенка, но было уже слишком поздно.

– Слишком поздно?

– Малышка умерла у меня на руках, – шепчу я и смотрю на доктора.

– Сочувствую, Пайпер, – мягким тоном произносит он. – Должно быть, тебя это сильно расстроило.

– Она была просто котенком, так? – На глаза наворачиваются слезы. – Кроме того, отец все равно не разрешал заводить питомцев. Говорил, они отвлекают нас от истинной цели. Я поступила глупо, когда подобрала ее.

– Кертис не любил животных, и все же ты пыталась спасти одного из них. Как думаешь, почему ты пошла наперекор желаниям отца?

– Потому что тот котенок казался слишком маленьким и одиноким. Я не могла просто оставить его в лесу. Малышка так и бродила бы там в поисках матери, размышляя, что же сделала неправильно, почему ее бросили. – К горлу подкатывает ком, и чем больше я стараюсь не плакать, тем хуже становится. – Я должна была защитить ее.

– Ты пожалела котенка?

– Да.

– И решила поддаться жалости вместо того, чтобы прислушаться к мнению Кертиса, что животные – лишь трата времени?

Пошла против мнения отца.

– Ага. Пожалуй, так и получилось.

– И что ты при этом чувствовала?

– Разочарование? Потому что он оказался прав: если бы я не подобрала малышку, то не расстроилась бы так после ее смерти.

– Как думаешь, а что бы ты почувствовала, если бы оставила котенка умирать в лесу?