Дочь Лебедя - [32]

— Он — ничего, — заметила я, потом мне пришлось расшифровать свое определение. — У него, кажется, есть вкус, он хорошо двигается, он может быть упорным и никогда не отказывается работать, как это случалось с Люком. Я рассказывала им обо всем, я все говорила, говорила, но думала только о Феликсе. Он должен был позвонить мне. Может, позвонит попозже. Я знала, что он это сделает. Он просто должен!

— Мы его знаем через Алексиса, — сказал отец. — Он какое-то время был с ним в связи. Мне кажется, что Андре хотел стать художником…

— Но для этого совершенно необходим талант, — уточнил Мишель. — Кажется, он был сильно привязан к Алексису, и когда тот поменял его на…

Вмешался отец:

— Заткнись! — Он грохнул стаканом об стол.

Он обычно никогда не употреблял подобных выражений. Я затаила дыхание.

Мишель и отец уставились друг на друга — два зверя перед началом битвы.

— Андре действительно очень способный, — сказала я невыразительным голосом, чтобы только отвлечь их от ссоры.

— Передай ему мои наилучшие пожелания, — сказал Мишель.

Ссора продолжалась, но без слов.

— Итак, — сказал вымученно отец, он старался взять себя в руки. — Какие у тебя планы?

— Мне придется пораньше лечь спать, мне вставать в шесть.

Мишель засмеялся:

— Ничего себе планы!

И снова они уставились друг на друга, глаза в глаза.

— Мне действительно пора идти, — сказала я. — Все было так хорошо.

— Мы можем провести вместе Пасху, — предложил отец. — Я договорюсь с Алексисом. Мы можем поехать в Венецию.

Я посмотрела на часы, мне нужно было вернуться домой, даже здесь я представляла, как звонит мой телефон.

— Тебя ждет твой друг? — спросил Мишель.

— Нет, моя работа.

— Ну, тогда этот человек — настоящий тиран! Что вы делаете в шесть утра? — съязвил он.

— В семь привозят реквизит, и мне нужно проследить за тем, чтобы все было в порядке.

Отец обнял меня.

— Мы всего лишь пара старых вредных извращенцев, и ты не хочешь еще побыть с нами. Я все понимаю…

— Джекоб, хватит демонстрировать свой мазохизм, — произнес Мишель.

— Я тебя люблю, — шепнула я на ухо отцу. — Но мне правда нужно идти домой. Ты же все понимаешь, правда?

— Да, — прошептал он в ответ. — Я так рад, что ко мне вернулась дочь, что мне все равно, что ты так торопишься домой, чтобы там трахаться с кем-то!

— Это неправда, — ответила я и отодвинулась от него. Потом поцеловала Мишеля.

— Помни о Венеции, мы позвоним тебе завтра, — сказал Мишель.

— У нас впереди еще целых два месяца, — ответила я. — Как можно планировать что-то заранее?

Феликс, думала я по пути домой. Я задвинула занавеси и зажгла еще одну ароматическую палочку и почистила зубы новой зубной пастой, которую активно рекламировали. Потом надела полосатый восточный халат и села на пол, окружив себя томиками антологии английской поэзии. Как-то, будучи в романтическом настроении, я купила себе эти книги и до сих пор их еще не раскрывала.

У меня осталось неприятное впечатление от встречи с отцом и Мишелем. Странное внимание отца, двусмысленности Мишеля и их постоянные немые ссоры.

Я встала и попыталась представить себя в его объятиях, чтобы он как бы присутствовал здесь. Это было испытанием: если он позвонит, если придет, тогда у нас будет… Если нет, то мы останемся просто незнакомцами. Я приложила руку ко рту и попыталась почувствовать форму его губ, подошла к зеркалу, посмотрела на свой рот. Он был хорошей формы, может, не такой идеальный, как его, но тем не менее совсем неплохой. Я сжала губы, потом раскрыла рот. Свет над зеркалом позволял правильно накладывать косметику — никаких излишеств. Я вдруг обнаружила, что с короткими волосами я так похожа на отца. Прямой, короткий нос, круглый рот и широко расставленные глаза. У меня были еще не совсем сформировавшиеся черты лица. Я не была некрасивой, но и не стала еще красавицей. Мне казалось, что со временем я стану очень красивой. Каждый день я сравнивала себя с манекенщицами в студии. Но сейчас я искала в своем отражении, в очертаниях своего рта — Феликса, а видела только Джекоба. Весь вечер он глазел на себя в зеркало. Неужели я буду так же смотреть на себя в зеркало, когда стану старой?

Я совсем не была похожа на свою мать, ни одна черта ее лица не повторялась во мне. Я не была француженкой и не была хрупкой. Я пошла в ветвь Эллисов. И зеркало подтверждало это — похожа на отца, Джулию и даже на мою бабку Оливию.

Когда-то, давным-давно, Мишель спросил Оливию: что бы она сделала по-другому, если бы можно было начать жизнь сначала. Она посмотрела на сапфир на своем пальце и ответила:

— Я ничего бы не меняла, но только сделала все гораздо быстрее.

Быстро, я была для нее слишком шустрой. Она не могла действовать быстро, она была верна человеку, которого любила, а он не любил ее, и она все делала медленно. Она вышла замуж совсем молодой. Моего деда звали Лившиц, и у него были деньги. Она изменила фамилию на Эллис и стала тратить наличность. Потом она притормозила, и инерция сделала толстым ее тело, и она даже стала беспомощной. Дед почти не обращал внимания на нее, ему гораздо больше нравились молоденькие стройные девушки, которых он встречал во время своих поездок. Хотя у бабушки был ум, склонный к мщению, но ее тело призывало к спокойствию из-за огромного веса. Бабушка потеряла молодым своего супруга, он умер в 1935 году в поезде, едущем из Чикаго в Нью-Йорк. Он умер от сердечного приступа. В его купе находилась женщина. Оливия — богатая, гордая и жирная, не стала заводить себе другого спутника жизни и стала путешествовать.