Дочь Лебедя - [29]

Мне хотелось расспросить о его жизни и почему у него такой акцент. Но вместе с тем мне хотелось, чтобы он оставался просто судьбой, чтобы не было ничего такого, чтобы связать его. Я начала сочинять биографию Элизы.

Она всегда жила в Париже, решила я. Ее отец был профессором истории искусств, а его жена — домохозяйка. Типичная французская домохозяйка. Никаких смертей, никакой лавки древностей. Никакого Мишеля!

— Вы женаты? — Я наконец решилась задать вопрос, проверить, не напоминает ли он остальных, чтобы быть уверенной, что он действительно что-то новое.

— Нет, — ответил он, и мое сердце остановилось. — Я жил с женщиной, но сейчас один.

Мы пили кофе.

Женщина, женщина! Не девушка. Мне представились широкие бедра и лоб в морщинах. Я спросила, чем он раньше занимался. Он ответил:

— У меня разные проекты, — и больше ничего не добавил. Когда он произнес «проекты», его акцент опять усилился.

Я подумала, догадывается ли он, как сильно я его хочу. Кто бы он ни был.

— Ну что, мы пойдем? — спросил он и положил несколько купюр на счет около своего бокала.

— Я живу на той улице, — сказала я. Может быть, он и не захочет идти ко мне? У него, наверное, и без меня есть куда пойти…

Он взял меня под руку. Мы шли по улице и пришли ко мне домой. Сандаловая палочка сгорела, и на ковре осталась узкая колбаска пепла. Свет лампы был тусклым, а в шарфе была прожжена дырка там, где он касался лампочки.

Мы стояли друг против друга. Он взял мои руки, вся комната была наполнена электрическими зарядами. Они пробивались сквозь нас, стены давили на нас…

Мы всю ночь провели в объятиях друг друга. Иногда я начинала дремать, потом просыпалась и видела его профиль в свете уличных ламп, и мое тело опять тянулось к нему, и все начиналось сначала.

Прежде чем мне проснуться, я вспомнила сон, который видела всего день назад. Я поняла, что моя мечта исполнилась. Я тихонько встала, чтобы не разбудить его. Он был первым мужчиной в моей комнате, и он как бы стал первым мужчиной в моей жизни. Феликс! Я поставила кипятить воду для кофе. Мне было так приятно заниматься обычными домашними делами. Я поставила обе громадные чашки на поднос и увидела, что он открыл глаза.

— У тебя нет чая? Я бы выпил чай, — сказал он.

Я приготовила чай и полезла обратно в постель, чтобы выпить кофе рядом с ним.

Прежде чем уйти, он записал мой телефон в красную книжку с прозрачными голубыми листочками. Буква «Э» вышла очень большой и почему-то похожей на «3». Он внимательно посмотрел на меня, прежде чем закрыл книжку.

Я влюбилась в него.

Я ничего не знала о нем, кроме его имени и запаха его кожи, кроме того, что у него были какие-то проекты и когда-то он жил с женщиной. Он был гладким, как отполированный камень, как Курос в холле моего отца. Статуя, с ее приятной идиотской ухмылкой, ее аттической улыбкой, но она не была такой потрясающей, каким был Феликс, но у них была одинаковая темная гладкая кожа. Он даже был больше похож на Морфея. Я проводила пальцами по груди Куроса каждый день, с тех пор как достаточно подросла, чтобы дотянуться до него. Я спала многие годы под портретом Морфея. Половину жизни я знала ощущение гладкого камня и сдержанную обаятельную улыбку. Живой Феликс, которого я видела один раз на улице, два раза в баре, один раз в ресторане и с которым я провела ночь в постели был меньше личностью, чем событием. Он как бы реализовался в жизни, обрел нужные краски. Почти бог.

9

Ощущения прошлой ночи все еще жили во мне. Они распрямили меня и наполнили чувством комфорта. Когда я встретилась с отцом и Мишелем за ужином, у меня было такое состояние, как будто Феликс со мной и останется навсегда.

Они сели рядом. Со стороны их можно было принять за братьев или даже близнецов.

Двое мужчин, одного роста, веса и стиля. У отца была окраска поярче и более круглое лицо, чем у Мишеля. У Мишеля — аристократический, несколько восковой оттенок кожи.

Когда я подошла к столу, они разом повернулись ко мне. Отец встал, и Мишель смотрел вокруг, как он это делал, прежде чем посмотреть на меня. Я увидела, как отец схватился за спинку стула Мишеля, чтобы помочь себе, я подумала, может, он болен. Он очень уж нервничал. Я была настолько полна Феликсом, что мне было на все наплевать.

С отцом и Мишелем было всегда так легко, но только не сегодня.

— Дорогая, — сказал отец, — хватит тебе играть в сиротку. Я рад видеть тебя. Боже, как я рад!

Я увидела в его глазах слезы и подумала, как странно он выражается.

— Я тоже рада видеть мою семью, — ответила я и обняла Мишеля. Я совсем забыла, как мне было хорошо с ними.

— Ничего себе семейка, парочка стареющих близнецов и заблудившийся ребенок, — заметил отец. Его только что вымытые волосы падали на лоб, и он очень напоминал маленького мальчика. Он разговаривал с зеркалом, расположенным за мною.

— Дай я посмотрю на тебя, — сказал отец. Он начал меня рассматривать, попросил повернуть голову. Потом улыбнулся и спросил, что думает по этому поводу Мишель.

— Это для меня сюрприз, я бы никогда не узнал тебя, — ответил Мишель.

— Ты похожа на мальчишку, — заметил отец. — Ты этого добивалась?