Дочь колдуньи - [18]

— Я пытался исчезнуть, но, как видишь, никуда не делся. Все еще в Биллерике. В пустыне, где живут фермеры, их жены, их отпрыски, свиньи, собаки… Я человек ученый, Сара! Я служил врачом у самого капитана Гарднера.

В его голосе слышался гнев. Остановившись, он мутным взглядом оглядел комнату, тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула. Я вгляделась в спокойное, безучастное лицо Маргарет, и от ее спокойствия мне стало немного легче. Но на Генри было больно смотреть. Из-под опущенных ресниц у него текли слезы, обычно бледное, лицо пылало, губы дрожали. Несмотря на все его издевательства над нами с Ханной, несмотря на всю его жестокость, он был всего лишь мальчиком, чья жизнь зависела от доброго слова отца. Дядя протянул мне руку:

— Вы с Маргарет по-прежнему двойняшки? Так? — Я кивнула, и он тоже кивнул, больно сжав мне пальцы. — Ты такой же член семьи Тутейкеров, как все мы. Я стану тебе отцом… самым лучшим отцом, каким не может быть человек с руками, обагренными кровью.

Маргарет вдруг поднялась со своего места и сказала:

— Нам пора спать, папа.

Она потянула меня за фартук в нашу комнату. Вскоре в дверь тихо постучался Генри и попросил разрешения устроиться на ночлег у нас на полу. Было слышно, как дядя долго бродил по комнате, пока не рухнул со стоном на матрац у самого очага. В ту ночь я спала урывками — меня мучили кошмары кровавой бойни. Мне снилось, как отец идет в свинарник с топором на плече. Хватает большого, обросшего щетиной борова. По сравнению с отцом боров кажется крошечным. Отец тащит его в темный угол амбара, а тот визжит, как человек. Слышится возня, потом свист в воздухе и шлепающий звук вонзившегося в плоть металла.

На второй неделе марта мы с Маргарет сидели, зарывшись в солому и прижавшись друг к другу коленями, подле загона со свиноматкой. Остро пахло расплавленной медью и чем-то еще. Как если бы вяленое мясо оставили висеть слишком долго. Снаружи бушевал сильный ветер, задувая снег в щели между досками. Свиноматка только что опоросилась, и мы смотрели, как поросята шумно сосут раздутые соски матери, отталкивая друг друга своими пятачками. Поросят было шестеро, и мы решили назвать их в честь библейских злодеев. Самого толстого серого поросенка мы назвали Голиафом. Самому жадному, маленькому и пятнистому, дали имя Иуда. Других назвали Пилатом, Иродом и Фараоном. Последней была хорошенькая полосатая свинка. Мы сидели тихо. Я положила голову на плечо Маргарет и играла прядью ее волос, выбившейся из-под чепца.

— Если бы твой отец был здесь, он быстро придумал бы хорошее имя для этой свинки.

Дядя подобрел и больше не приходил домой в ярости, хотя по-прежнему часто отлучался по вечерам, а когда возвращался, от него сильно пахло элем. Маргарет думала о чем-то своем и ничего не ответила. Чтобы завязать разговор, я спросила:

— Куда отправляется твой отец, когда уходит из дому?

Я почувствовала, как Маргарет вся напряглась, и пожалела, что задала вопрос.

— Папа ездит в город лечить больных, — ответила она.

Но по тому, как она потупила глаза и старалась не встретиться со мной взглядом, было видно, что это неправда.

— Может, назовем ее Блудницей? — предложила я.

Мне запомнилось это имя, когда мы вечером читали Библию, и я думала, что это опасное имя, как редкие ароматы, получавшиеся из мускуса и лилий в Уре Халдейском. Я улыбнулась, подумав, как забавно дать поросенку такое необычное имя. Но Маргарет нахмурилась и отодвинулась от меня.

— Это имя не подходит. Это вообще не имя, а тип женщин, — сказала она.

— Какой тип? — спросила я, почувствовав, что наткнулась на новый секрет.

— Наихудший. Неужели ты правда не знаешь, что такое блудница? — Она резко встала и отряхнула с ног солому. — Блудница — это женщина, которая идет с мужчиной, который на ней не женат. — Когда я, заинтригованная, покачала головой, она объяснила: — Это женщина, которая ложится с мужчиной во грехе.

— В каком грехе?

Я перечислила про себя все грехи, что знала: чревоугодие, лень, лживость…

Она наклонилась и прошептала раздельно по слогам: «Пре-лю-бо-де-я-ни-е».

— Знаешь, что это такое? — Маргарет сложила пальцы одной руки колечком, просунула внутрь палец другой и стала им двигать туда-сюда. До меня сразу дошло.

Я покраснела, только сейчас поняв, что то, что делают животные в амбаре, происходит и между мужчиной и женщиной. Она снова села и шепнула мне на ушко:

— Хочешь, я раскрою тебе один секрет? Знаешь, как называют этих блудниц? — Она рассмеялась, когда я оть дном дыхании и поэтому показалось зловещим и окончательным, как приговор. — Они живут на постоялых дворах, дежурят в тавернах и придорожных пивных, залавливая мужчин в свои сети. Заставляют мужчин покупать им выпивку и носят неприлично яркие платья с глубоким вырезом и без шарфа — вся грудь напоказ. Они размалевывают губы под цвет своих писек и обливаются духами.

Я вспомнила, что от дядиной одежды исходил какой-то сладкий запах, когда он, шатаясь, ходил по комнате, и снова покраснела от мысли, что он посещает подобные места. Ума не приложу, откуда Маргарет могла узнать о таких вещах. Не от тетушки, это уж точно.