Чтагар провела ладонью над рассыпанными по столу денежными пластинками. Они слабо вспыхнули серым светом и тут же погасли.
— А, ну, понятно, понятно, — пробормотала себе под нос Чтагар.
Ладонь у неё была узкая, с четырьмя длинными пальцами, по форме напоминавшая ласту морского котика.
Одно дело, смотреть на синекожих на-ви из фильма 'Аватар' в кинотеатре. Совсем другое, вживую, собственными глазами, наблюдать нечеловека. Как он разговаривает, двигается, выглядит. Какая строгая, непривычная и совершенная красота в каждом его жесте…
— Что он хотел от меня? — с дрожью в голосе спросила Хрийз, вновь ощущая жар, иссушающий губы. — Зачем пристал?
— Мальграш хотел уйти за пределы Империи, — охотно объяснила моревична. — В какой-нибудь мир, где не так развиты магические искусства. Там ему проще было бы затеряться и существовать… Но портал между мирами открывается либо огромным напряжением силы либо смертью жертвы. Мальграш сожрал бы тебя. Целиком. Вместе с душой и судьбой, до последнего следа в Мировом Зеркале.
Прозвучало жутко. Хрийз зябко повела плечами: по спине прошёл холодок запоздалого страха. Рука обгорела? Пусть. Хафиза вылечит её. Да если и нет, без руки жить можно. Не так приятно, как хотелось бы, но вполне можно прожить без одной руки. Лишиться же души…
Хафиза бережно натянула на больную руку защитную перчатку из тонкой прозрачной кожицы. Перчатка сразу же подстроилась под цвет кожи. Ни за что не догадаешься, что под нею такие жуткие ожоги.
— Пошевели пальцами.
Хрийз пошевелила. Боли не было, но движение вышло скованным. Как будто руку держали под водой.
— Хорошо…
— Терять ему было уже нечего, — продолжила Чтагар про Мальграша-Нырка. — Он сдвинулся рассудком и вошёл в метаморфоз. Преображение зашло слишком далеко. Мы с тобой, дитя, поймали чудовище. Бешеное, больное чудовище.
— А что же с ним теперь будет? — полюбопытствовала Хрийзтема.
— Казнь, — отрезала Чтагар. — За убийства, и покушение на убийство вне закона навьей правды.
— Мальграш Сивурн, — горько выговорила Хафиза, — сутью своей человеческой пожертвовал ради Сиреневого Берега, имя его на стенах Алой Цитадели вместе с именами других защитников наравне. Вы Грань не удержали, дорогие наши хранители и стражи. А нам пеняете, что мы до сих пор с ума сходим…
Чтагар не нашлась что ответить, отвела взгляд. Упрёк, видно, лёг добавочным грузом на больную совесть. Знать бы ещё, что за этим кроется…
— Вставай, пойдём, — велела целительница Хрийзтеме. — В клинику ко мне поедем, там ещё смотреть буду. Сама встать сможешь? Или помочь тебе?
— Сама, — отозвалась Хрийз, вставая.
В больницах всегда стоит особенный специфичный запах, его ещё называют 'лекарственным'. Но, помимо лекарств, в больничном воздухе растворено немало боли, страданий, отчаяния; гремучая смесь, если вдуматься. Именно она и придаёт лечебным заведениям этот терпкий, легко узнаваемый, неприятный вкус…
Личный кабинет Хафизы Малкиничны представлял собой небольшую комнатку с двумя окнами и множеством стеклянных шкафчиков. Стекло зеркалило, не позволяя рассмотреть, что же там внутри.
— Ну-ка, присядь.
Хрийз послушно присела на один из стульев. Целительница вынула из ящика стола небольшую хрустальную сферу и посмотрела сквозь неё вначале на свет, льющийся из окна, затем на девушку. Ничего не изменилось, сфера как была прозрачной, так прозрачной и осталось. Но Хафизе что-то очень сильно не понравилось. Она хмурилась, всматривалась, беззвучно шевелила губами. Потом вынесла вердикт:
— Остаёшься у меня. Раны, полученные на Грани, невозможно исцелить магически. Придётся тебе восстанавливаться самостоятельно. Не без моей помощи, но — строго самостоятельно. Пойдём. Провожу в палату…
— И на сколько дней это затянется?
— Не знаю, — пожала плечами Хафиза. — Буду смотреть… Дней на двадцать точно, а там… поглядим.
— А… как же работа? — спросила Хрийз.
— Какая работа? — удивилась Хафиза.
— Ну… если я не буду работать, как я оплачу лечение? — спросила Хрийз.
Плохо дело, поняла она. Пребывание в Службе Уборки растягивается на неопределённый срок. Хоть плачь. До конца дней своих собирать мусор на улицах Сосновой Бухты…
— Чтагар оплатит, — отмахнулась целительница. — Её недосмотр.
В клинике было невыносимо скучно. Хрийз не знала, куда деваться: ей назначили свирепый постельный режим. Первые два дня она благополучно проспала, но на третий взвыла с тоски. Судите сами. Комнатка, кровать, окно. Некому навестить, отвлечь разговором, принести хотя бы книжку. Малкинична зайдёт один раз под вечер, поменяет перчатку на руке, буркнет пару слов и уйдёт. Еда сама из стенки появляется, только попроси. Впрочем, просить можно не более пяти раз в сутки… Всё. Повеситься.
Через несколько дней такой жизни Хрийз поняла, что надо спасаться. Чувствовала она себя хорошо. Вот и нечего, нечего валяться кверху ногами! Она решительно встала. Постояла немного, держась за спинку кровати. Голова слегка кружилась, но именно что слегка. Называть себя лежачей больной не поворачивался язык.
Хрийз подошла к окну, раскрыла его, забралась на широкий подоконник, села, привалившись спиной к стене, обхватила колени руками. Из окна открывался прекрасный вид на город и близкое море, можно было подробно рассмотреть причалы и морской транспорт. Хрийз обратила внимание на вёрткие, хищные кораблики, щетинившиеся дулами пушек и радарами. Без них ни одно судно в сторону горизонта не отправлялось. Как интересно. Военный эскорт? Но кто может напасть на пассажирский лайнер или рыболовецкий караван? Пираты?
