Дочь Клеопатры - [8]
— Они не настолько глупы, — ответил Юба на безупречном греческом языке.
Брат предостерегающе посмотрел на меня.
Тут Октавиану впервые пришло на ум заметить нас.
— А что, близнецы довольно красивы, правда? Кажется, они пошли больше в мать, чем в отца. Ты — Александр Гелиос?
— Да, или просто Александр, ваше величество, — кивнул брат.
— Это не царь, — поправил Юба. — У нас его называют Цезарем.
Александр покраснел, а меня затошнило при мысли о том, что он разговаривает с убийцей наших братьев.
— Да, Цезарь.
— Ну а твоя сестра?
— Клеопатра Селена. Обычно просто Селена.
— Луна и солнце, — усмехнулся Юба. — Как интересно.
— А мальчик? — спросил Агриппа.
— Птолемей, — пояснил Александр.
Октавиан скрипнул зубами.
— Этот больше напоминает отца.
Я крепче сжала руку братишки. Уже в переднем внутреннем дворе Агриппа вновь повернулся к нам:
— Не вздумайте открывать рот, пока к вам не обратятся, ясно?
Мы трое кивнули.
— Тогда приготовьтесь, — предупредил он, распахивая дворцовые двери.
На город спустился вечер, и впереди мерцали тысячи факелов. Казалось, сегодня все горожане от мала до велика высыпали на улицы, чтобы прийти к гимнасию. Охранники у ворот приветствовали Октавиана, выбросив правую руку вперед ладонью вниз.
— Тут ни верхом, ни на колеснице не проехать, — заметил Юба, разглядывая толпу.
Октавиан посмотрел на Канопскую дорогу.
— Значит, пойдем пешком.
Юба напрягся и проверил, на месте ли меч и кинжал у бедра. Нумидиец оказался моложе, чем я сначала предположила; похоже, ему не исполнилось и двадцати, однако сам Октавиан доверил этому человеку свою жизнь. И возможно, сделал ошибку. Вдруг еще до отплытия в Рим кто-нибудь из верных людей отца прикончит ненавистного завоевателя.
Мы подождали, пока соберется небольшая свита (несколько египтян и греков, но в основном солдаты, изъяснявшиеся на латыни с ужасным акцентом), и тронулись в путь от дворца к усыпальнице. Любой высокий сановник, побывавший в Александрии, наведывался почтить останки нашего великого предка, и Октавиан не стал исключением.
Мне очень хотелось поговорить с Александром, однако Агриппа строго велел молчать, и, чтобы не плакать о погибшем отце, о Цезарионе или Антилле, я внимательно смотрела по сторонам. Доведется ли нам еще когда-нибудь увидеть улицы Александрии? В горле словно застрял комок, и я мучительно сглотнула. По левую руку остался великий амфитеатр. Как часто мы здесь бывали вместе с папой. Царская ложа располагалась на такой высоте, что из нее открывался вид на остров Антиродос. Дальше стоял Мусейон. Сюда мать послала отца заниматься греческим языком под началом лучших преподавателей, чтобы сделать из него культурного человека. Мы с Александром учились в этих стенах с семилетнего возраста, расхаживая по мраморным залам в обществе образованных мужей, чьи бороды терялись в складках развевающихся гиматиев. К северу от Мусейона высились колонны Библиотеки. Там, на длинных полках из кедра, нашли пристанище полмиллиона свитков; ученые со всего мира приезжали, чтобы приобщиться к собранным в них знаниям. Сегодня в колонных залах царила тьма, и даже веселые огоньки, всегда озарявшие портики изнутри, кто-то успел задуть. Читатели оставили свои занятия и торопились к гимнасию, чтобы своими ушами услышать, какая судьба ожидает Египет. Я безмолвно сморгнула слезы с ресниц.
У тяжелых ворот усыпальницы Александра Великого нас встречал знакомый ученый-грек (мы часто виделись во дворце) с ключом в руках. Когда створки распахнулись, Агриппа шепнул:
— Mea Fortuna![2]
Октавиан отступил на шаг, и меня охватила гордость. Я, наверное, дюжину раз рисовала великолепную Сому, и Александр никак не мог понять почему. Его совершенно не впечатляли ни сияющий мраморный купол, ни прекрасные линии массивных колон, уходивших стройными рядами в ночь, подобно белым солдатам.
— Когда это возвели? — спросил Октавиан.
При этом он обратился не к Александру и не ко мне, а посмотрел на Юбу.
— Триста лет назад, — отвечал тот. — Говорят, будто саркофаг высечен из хрусталя и будто покойный поныне одет в золотую кирасу.
Теперь уже Октавиан повернулся к нам:
— Это правда?
Я промолчала. Брат утвердительно кивнул:
— Да.
— А тело? — продолжал допытываться у Юбы Октавиан. — Как оно попало сюда из Македонии?
— Украдено сводным братом, Птолемеем.
Мы миновали тяжелые бронзовые двери. Пустой коридор наполняли струйки лавандового дыма, курившегося над кованой треногой. Мы впустили ночной сквозняк, и огонь от пылающих факелов, закрепленных на стенах железными скобами, затрепетал на ветру. Жрецы продолжали заниматься своими обязанностями. Перед нами явился старец в золотых одеяниях.
— За мной, — сказал он, и стало ясно: нас тут ожидали.
Мы долго шагали за ним по запутанным коридорам, и даже солдаты, болтавшие всю дорогу, точно трещотки, не умолкая даже затем, чтобы набрать в грудь воздуха, теперь не издавали ни звука и восторженно рассматривали при тусклом сиянии жреческого светильника изображенные на стенах деяния Александра Македонского. Я столько раз копировала эти мозаики в свой альбом, что помнила их наизусть. Вот юный царь со своими женами, Роксаной и Статирой. А вот он возлег с Гефестионом — военачальником, которого полюбил сильнее прочих. На последних мозаиках Александр Македонский покорял Анатолию, Финикию, Египет и обширное Месопотамское царство. Октавиан прикоснулся к рисованным локонам великого полководца.
Из глубины веков смотрят на нас прекрасные глаза царицы Нефертити, запечатленные на знаменитом скульптурном портрете. Что скрывается за ее непостижимым взором? Эта женщина достигла вершин власти. Ее супруг, фараон Аменхотеп IV (Эхнатон), был одной из самых загадочных личностей в истории человечества. Его называли фараоном-еретиком, фараоном-ниспровергателем. Можно ли быть счастливой рядом с таким человеком? И если да, то какой ценой дается это счастье?
В Индии, стране несметных сокровищ и пряностей, жестокий обычай велит избавляться от новорожденных девочек – лишней обузы. Но простая сельская красавица Сита, вплетающая в косы цветы жасмина, и юная принцесса Лакшми Баи, с детства воспитанная справедливо и мудро править своим народом, останутся в веках! Когда под сапогом британской армии одно за другим падут свободные княжества, Сита станет отважным воином-телохранителем своей принцессы, а Лакшми, возглавив восстание сипаев, превратится в настоящую мятежную королеву.
Египет, 1283 год до н. э. Восемнадцатая династия фараонов, самыми яркими представителями которой были фараон-еретик Аменхотеп IV и его жена Нефертити, прекратила свое существование. Из рода Нефертити осталась в живых только ее племянница Нефертари, живущая при дворе фараона Сети I. Девочка чувствует себя изгоем, ее постоянно попрекают тем, что она принадлежит к семье вероотступников. И хотя ее связывают нежные чувства с сыном фараона Рамсесом, будущее остается неопределенным до тех пор, пока ее не берет под свое крыло тетка Рамсеса, верховная жрица богини Хатор[1].
После развода с Жозефиной Наполеон ищет себе новую супругу, и ею оказывается австрийская принцесса Мария-Люция. Ей приходится принять предложение Бонапарта, иначе ее стране грозит разорение. Французский двор встречает новую императрицу настороженно. За ней непрестанно наблюдают, ее лишают всего родного, даже собственного имени. Сложный характер Наполеона, интриги его сестры Полины и запретная любовь к австрийскому графу — императрица постоянно рискует! Между тем близится война с могущественной Российской империей, и Мария-Люция сыграет в этом противостоянии не последнюю роль…
Франция, 1585 год. Мирибель – самая младшая из могущественных сестер Шене, Дочерей Земли с острова Фэр. Искусная целительница и предсказательница будущего, Мирибель возвращается в дом своих предков, чтобы спастись от опустошительной гражданской войны. Но она не может укрыться от новой зловещей силы, способной вырвать власть у Екатерины Медичи, ненавистной Темной Королевы.
Героини романов популярной писательницы – обычные ирландские девчонки, школьницы старших классов. Неожиданно настает пора взросления, и на них обрушиваются новые, неведомые доселе чувства – любви, ревности, их тянет в загадочный мир взрослых. С сожалением расстаются они с детством – впереди у них нелегкая жизнь. Кто-то из них пойдет в услужение, кто-то эмигрирует из нищей полуголодной страны в поисках счастья, которое бродит совсем рядом…
Элизабет Лоуренс после трагической гибели мужа становится владелицей порохового завода. Она богата, благополучна и снова собирается замуж. Но все ее планы разрушает появление нового управляющего О'Брайена. Молодые люди не в силах противиться зову сердца, и, хотя слишком многое стоит между ними, неудержимая страсть не знает преград.
Красавица Анабелла узнала имя своего настоящего отца из уст своей матери перед ее трагической гибелью. Анабелла решает во что бы то ни стало найти его и отомстить за горькую судьбу матери. Анабелла становится актрисой, а в жизни выбирает для себя роль роковой обольстительницы. Ей удается обманывать незадачливых ухажеров, но лишь пока судьба не сводит ее с неотразимым маркизом Хэмпденом. Молодые люди не могут противиться страсти, но люди слишком влиятельные и даже сам король вовлечены в игру, затеянную Анабеллой.
Прекрасная Силия казалась обычной светской девушкой, хрупкой и невинной, но за внешней неискушенностью в ней скрывалась страстная цыганская натура… Мужественный Грант Гамильтон, сопровождавший Силию к нареченному, поклялся оберегать ее честь и намерен был сдержать клятву. Но страсть оказалась сильнее слова джентльмена, сильнее доводов разума. Они познали великую силу любви — любви, которая может разрушить их жизнь или принести счастье…
Принять молодую вдову, образец благоразумия и порядочности, за «ночную бабочку»?Сара Уэлсли возмущена!Но возмущение ее становится еще сильнее, когда она узнает, что «гнусный оскорбитель» – это недавно вернувшийся из дальнего путешествия маркиз Алекс Колдерн!Алекс всеми силами пытается загладить свою вину перед миссис Уэлсли.