Дочь Генриха VIII - [3]

И Мария медленно потащилась вслед за ней вниз по лестницам в апартаменты Елизаветы, богатое убранство которых резко контрастировало с ее убогим обиталищем, поскольку ей намеренно были выбраны худшие комнаты в поместье. Елизавета сидела в резной колыбельке и что-то весело лепетала, а вокруг нее суетилась нянька. Головка ребенка была покрыта шапкой рыжеватых кудрей. У нее были такие же большие и блестящие глаза, как и у ее матери, но цвета золотисто-коричневых анютиных глазок. Она хорошела с каждым днем.

Наклонившись сейчас над ней, Мария с кривой улыбкой подумала о том, как удивительно, что Елизавета, которая была основной причиной обрушившихся на нее унижений, стала, наоборот, ее утешением. Единственными ее счастливыми часами были часы, проводимые ею в детской, когда она перепеленывала это атласно-нежное тельце, прижимала его к себе и всегда старалась придумывать какое-нибудь новое развлечение, чтобы маленькая принцесса была весела.

— Кончай прохлаждаться. Нужно нарядить их милость в платьице из серебряной парчи и зеленые бархатные туфельки, — сказала леди Шелтон. Мария насторожилась. Елизавета всегда была очень нарядно одета — ее мать следила за этим, — но «серебряное» платьице было самым изысканным и надевалось только по особым случаям.

— Значит, сегодня приедет мой отец.

— Король и королева ожидаются вскорости. — Леди Шелтон даже вся изогнулась от сознания важности предстоящего события. — Но это никоим образом не касается вас, моя милая. Их величества не хотят даже видеть такую неблагодарную тварь, — добавила она без тени юмора, потому что этому «Соломону» не дано было понять, почему Мария должна испытывать очень мало благодарности к этим двум людям, которые стали причиной того, что она сейчас находилась в своем нынешнем положении.

— Вы сказали, что прибывает королева? Но как это может быть, если моя мать все еще в Бакдене? Наверное, вы оговорились, ибо, конечно же, имели в виду леди Анну Болейн. — Лицо Марии отразило нечто похожее на замешательство, а на желтоватых щеках леди Шелтон вспыхнули два алых флага.

— Не пытайся разыгрывать со мной святую простоту! Они женаты, значит, леди Анна — королева, и я должна ей подчиняться. Она частенько говорила мне: «Тетушка, если эта девица будет дразнить, врежь ей и лупи ее почаще, потому что она проклятая гадина, вот кто она такая». И тебе следовало бы возблагодарить меня за мое доброе сердце, потому что я не слушаю ее советов и терпеливо сношу все твои выходки.

На самом деле, конечно же, не доброта удерживала леди Шелтон от того, чтобы послушно следовать указаниям Анны. У нее ежедневно чесались руки, но что-то в маленьком гордом лице Марии оказывало парализующее действие на руки старухи.

И теперь Мария спокойно сказала:

— Если леди Анна описала меня подобным образом, значит, она не настоящая леди и тем меньше у нее прав на титул королевы.

Нянька закудахтала, как несущаяся курица, а в уголках рта леди Шелтон выступили пузырьки пены.

— Ну за это ты, сучка, у меня… — Но угроза так и осталась невыполненной, ибо в комнату ворвалась ее сестра, которой надо было узнать, следует ли наряду с другими яствами подавать на стол жареного лебедя. Леди Шелтон, неожиданно вспомнив о своих обязанностях хозяйки дома, поспешила прочь, оставив Марию наедине с ее пирровой победой.

Мария тщательно одела Елизавету, чувствуя, как сердце почти выскакивает из груди. Стычки такого рода были противны ее натуре, но она намеренно шла на них всякий раз, когда дело касалось титула ее матери. Это было мелочью и только усиливало окружающую ее враждебность. Но это было ее единственным оружием, и пока оно оставалось у нее, никто не мог сломить крепость ее духа.

Теперь же ей было велено вернуться в свою комнату, откуда она тайком и следила за приездом Генриха и Анны со своими придворными. Король, несколько располневший в последнее время, как всегда, доминировал на сцене. Его темно-красная бархатная шляпа была украшена золотом, золотистый камзол, расшитый серебряными цветами, скрывался под красной накидкой с рукавами, также украшенными золотом. Бесценные драгоценности, надетые на нем, затмевали своим блеском солнечный свет. Маленький рот Марии сжался при виде Анны в платье темно-оранжевого цвета с облаком чудесных волос, которые развевались вокруг головы, когда она поворачивалась, чтобы обменяться каким-нибудь веселым замечанием с одним из молодых придворных, которые вечно вились вокруг нее.

Здесь был ее брат, лорд Рочфорд, и среди ярких веселых бабочек выделялся один жук — мистер Кромвель, как всегда, во всем черном. Маленькую Елизавету поднесли, чтобы она могла поприветствовать своих родителей, в то время как леди Шелтон и ее сестра опустились на колени перед королем, их головы качались, как кукольные, в рабских поклонах. Затем все общество вошло в дом, и Мария осталась предоставленной самой себе, получив желанную передышку. Король и Анна часто приезжали в Хэтфилд, но ни разу король не послал даже записку своей старшей дочери и не выразил желания увидеть ее, и Мария приписывала это ревности своей мачехи. Конечно же, из огромного резервуара отцовской любви еще сочилась тонкая струйка, как бы ни был он рассержен ее нежеланием подчиниться ему.