Дочь Галилея - [4]

Несмотря на то что многочисленные комментарии, пьесы, стихи, ранние лекции и прочие рукописи Галилея также исчезли (мы располагаем лишь упоминаниями об этом в двухстах с лишним дошедших до нас письмах его современников), гигантское наследие ученого включает в себя пять наиболее важных книг, два сделанных лично им телескопа, разнообразные его портреты и бюсты, созданные при жизни, и даже отдельные части его тела, сохраненные после смерти. (Так, средний палец правой руки Галилея с соответствующей надписью можно увидеть в золоченом стеклянном яйце, установленном на мраморном пьедестале в Музее истории науки во Флоренции.)

У сестры Марии Челесте остались лишь письма. Собранные в единый том в картонном, обтянутом кожей переплете, потрепанные, с неровными краями, они теперь хранятся в отделе редких рукописей Центральной Национальной библиотеки Флоренции. Почерк все еще читаем, хотя некогда черные чернила стали коричневыми. Отдельные письма снабжены комментариями, выполненными рукой Галилея: порой он делал пометки на полях в связи со словами дочери, а иногда оставлял замечания на совершенно иные темы или бегло набрасывал расчеты и диаграммы на свободных местах - на полях, возле адреса, на оборотной стороне листа. Кое-какие страницы повреждены: на них имеются мелкие дырочки, они надорваны, потемнели от кислоты или плесени, испорчены пятнами от попавшего на них масла. Среди тех, что пострадали от воды, должно быть, есть письма, попавшие под дождь, но в некоторых случаях кажется, что на них капали слезы - писавшего или читавшего, неизвестно. И хотя прошло уже почти четыре сотни лет, красный сургуч, скреплявший письма, все еще сохранился на углах листов.

Эти письма, которые никогда прежде не публиковались в полном объеме и переводе, под новым углом освещают Галилея. Они придают иные оттенки его личности, вступают в конфликт с той мифологизированной фигурой, чье столкновение с католической доктриной в XVII веке продолжает считаться символом раскола между наукой и религией. Потому что, хотя современная наука и превзошла уже давно скудный инструментарий той эпохи, она все еще находится в плену его борьбы, все еще обременена представлением о том, что Галилей был отступником, насмехавшимся над Библией, и разжигал раздоры с Церковью, которая оставалась слепа и глуха к доводам рассудка.

Папа Иоанн Павел II попытался смягчить эту широко распространенную и несущую смуту силу имени Галилея, когда в 1992 г. объявил решение суда ошибочным и реабилитировал ученого. «Трагическое взаимонепонимание, - заявил Его Святейшество в связи с 350-летием дела Галилея, - интерпретировалось как отражение фундаментального противостояния между наукой и верой».

Однако сам Галилей, каким мы видим его в письмах Марии Челесте, на протяжении всей своей жизни не признавал такого разрыва и противостояния. Он оставался добрым католиком, верившим в силу молитвы и стремившимся всегда сообразовывать свой долг ученого с судьбой души. «Каким бы ни было течение нашей жизни, - писал Галилей, - мы должны принимать ее как высочайший дар руки Божьей, которая в равной мере обладает возможностью ничего не делать для нас. И даже несчастья мы всегда должны принимать не только смиренно, но и с глубочайшей благодарностью Провидению, которое подобными средствами отрывает нас от чрезмерной любви к вещам земным и поднимает наш разум к небесному и божественному»[3].

II «Эта великая книга Вселенной»

Недавно скончавшуюся родственницу, о которой скорбит сестра Мария Челесте в первом из сохранившихся до наших дней писем, звали Виржиния Галилей Ландуччи. Это была родная тетя монахини, в честь которой девочке и дали имя при рождении. В монастыре Сан-Маттео Мария Челесте делила печаль со средней дочерью Галилея - своей сестрой Арканжелой (крещенной в честь другой сестры Галилея Ливией), а также с кузиной - сестрой Кьярой, дочерью покойной Виржинии Ландуччи.

Повторение одних и тех же имен, словно эхо, звучит в семье Галилея, напоминая ритмические песнопения, мелодику двоящегося имени самого великого ученого. В середине XVI века подобная практика была обычной для тосканских семей, в одной из которых и родился Галилео: старшего сына зачастую называли так, чтобы в его собственном имени отражалось имя родовое. Ну а поскольку существовала такая традиция, Винченцо Галилей и его молодая жена Джулия Амманнати ничуть не удивили окружающих, дав имя Галилео своему первенцу, рожденному в Пизе в пятнадцатый день февраля в год от Рождества Христова 1564-й. (Впрочем, в хрониках того времени значится 1563-й, поскольку год тогда начинался 25 марта - с праздника Благовещения.)

По иронии судьбы, фамилия Галилеев сама являлась производной от имени собственного одного из их знаменитых предков. Это был прославленный доктор Галилео Буонаюти, преподававший и практиковавший медицину во Флоренции в начале XV столетия и верой и правдой служивший отцам города. Его потомки удвоили известное имя, подчеркнув, сколь почтенным был этот человек, и написали на могильном камне: «Галилео Галилей», но сохранили фамильный герб Буонаюти, существующий с XIII века, - красная приставная лестница на золотом щите, образующая пиктограмму слова «buonaiuti», что означает в переводе с итальянского «добрая помощь». Значение имени Галилео или фамилии Галилей восходит к земле Галилейской, хотя сам ученый не раз пояснял, что это вовсе не означает принадлежности к иудеям.