Дочь - [28]
— Ну… эти истории, и бесконечные расспросы, и эта… несколько истеричная… одержимость войной…
— Ты хоть сейчас не мог бы подумать о ком-то, кроме себя? Она, черт побери, разговаривала об этом с тобой — для тебя!
— О, — он помолчал, — но она всегда вела себя несколько импульсивно… беспокойно.
— Она ушла! Я должен узнать куда и почему!
— Тебе это действительно нужно?
— Господи, папа, она моя подруга! Единственный человек в мире, кому я доверял, и она меня, черт бы ее побрал, бросила! — Конечно, папе это тоже казалось ужасным, и он хотел меня ободрить. Но в результате только разозлил. — Ты что, не понимаешь? Она ушла, и я знаю: случилось что-то ужасное. Я в этом уверен! — орал я.
— Никогда нельзя знать наверняка, Макс. Особенно в твоем возрасте… Мне она тоже очень нравилась, но она так молода. Ты уверен, что у нее нет кого-то еще? Такое, знаешь ли, случается.
— Откуда мне знать? Она всегда была рядом со мной. Навязалась на мою голову.
— Макс, может статься, в ваших отношениях что-то умерло? И она ушла, потому что не могла этого вынести?
— Ты думаешь, со мной случилось что-то обычное! Рациональное! Вовсе нет. Я чувствую. Знаю. Я тебя не понимаю. Ты всегда так… так… Господи. Дай мне маму.
Он позвал маму.
— Боже, Максик. — Она помолчала, подбирая подходящие слова. — Я и сама не могу поверить, малыш. Вот ужас-то. Конечно, тебе надо туда поехать, найти ее родителей, попробовать что-то узнать.
Она замолкла, и вдруг я услышал, как она обратилась к папе:
— Сим, черт возьми! Дай мальчику машину, есть вещи поважнее, чем поцарапанная дверь или помятый бампер!
— Я другого боюсь, и ты это хорошо знаешь, Тин. — Голос его звучал уже не так спокойно, как раньше.
— Дай ему машину, Сим, возьми и дай. Ты дашь нашу машину моему сыну!
— Нашему сыну.
— Да, нашему сыну, нашу машину.
Мама в роли психотерапевта? Что это с ней случилось?
Я молча ждал результата. Казалось, в папиной голове идет сражение. Кулачный бой.
Наконец послышался глубокий вздох, означавший принятие нелегкого решения.
Я услышал, как мама передала ему трубку.
— Ладно, — сказал он. — Можешь приехать прямо сейчас.
Я бы никогда не признался папе, что мне, впервые в жизни, было страшно вести автомобиль. Лучше бы мне совсем не ехать.
Папин «сааб» был комфортабелен, солиден, в салоне пахло дорогим автомобилем, но во тьме, на скоростном шоссе, я чувствовал себя неуверенно в этой тяжелой, взрослой машине. Было что-то нереальное в том, как я мчался по дороге в сырой, холодный вечер, среди множества спешащих по своим делам машин. Я был словно во сне. Временами поездка казалась мне приключением, почти праздником, но сразу вспоминалась ее истинная причина, и внутри все начинало дрожать от возбуждения.
Как только появились указатели съезда на Форден, я почувствовал присутствие Сабины. Услышал ее дыхание, ее голос: он стал другим, холодным, и в нем не было больше ни насмешки над собой, ни неуверенности реальной Сабины. А может быть, она вообще замолчала?
Машина въехала в лес, стало темнее. Я заволновался и вытащил карту, чтобы следить за дорогой. Теперь казалось, что Сабина уходит от меня тем дальше, чем ближе я подъезжаю к дому ее родителей.
Эта длинная лесная дорога была плохо освещена, словно специально, чтобы отпугивать незнакомцев, непрошеных гостей вроде меня.
Серый, запущенный дом постройки шестидесятых годов с маленькой клумбой в палисаднике находился на краю Фордена. Свет горел, шторы были приоткрыты, но никого не было видно.
Я долго стоял перед дверью. И не решался позвонить. Нигде и никогда я не чувствовал себя таким нежеланным. Сквозь щель в шторах я видел большой книжный шкаф, лампу на столе, покрытом желтой скатертью, часы над камином — три штуки. И мерцающий свет — по-видимому, там работал телевизор. Я не мог поверить, что здесь прячется Сабина.
Мимо, по тихой, сырой улице, шел человек. С мокрых деревьев монотонно, успокаивающе сыпались капли. Человек нес в руках здоровенный топор, словно собрался всех поубивать. «Самое время, как раз сегодня», — пронеслось у меня в голове.
— Добрый вечер, — сказал он и поднял свой топор, как бы в знак приветствия.
— Добрый, — пробормотал я, сердце мое испуганно застучало. Я старался вести себя так, чтобы он решил, будто я только что пришел и собираюсь звонить.
Человек смотрел на меня недоверчиво. Враждебный взгляд жег мне спину, когда я повернулся к двери.
Я услышал его удаляющиеся шаги и позвонил.
— Да?
Дружелюбный, тоненький голосок. Можно ли назвать голос интеллигентным?
Дверь чуть приоткрылась, и я увидел ее. Умные глаза, темные с проседью, убранные в высокую прическу волосы, из-за которых она казалась сошедшей со старинной картины. В наше время пожилые дамы стригутся коротко. И совсем не похожа на Сабину, унаследовавшую от матери лишь цвет волос и нежность кожи.
— Да?
— Я… э… меня зовут Макс. Макс Липшиц…
Дверь тотчас же закрылась.
Сперва я обрадовался. Ясно, что пришел не зря. Потом забеспокоился. Отошел от двери, чтобы поглядеть в щель между штор, не прячется ли Сабина в комнате, но ничего не увидел. Я позвонил еще раз.
Дверь снова приоткрылась.
— Ее нет! — крикнула женщина. — Она уехала и пока не собирается возвращаться. Ясно? С тебя довольно? А теперь оставь меня в покое!
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.