Дочь бакенщика - [58]

— Вода! Смотри!

Ильсеяр стремительно протянула ногу и прижала босую пятку к пробоине. Вода почти перестала просачиваться, но лодку, накренившуюся от порывистого движения Ильсеяр, одна за другой захлестнули две волны и до половины наполнили водой. В ту же минуту в зловещем мраке раздался треск, скрежет: пароход на полном ходу наскочил на мель.

Оглянувшись, Ильсеяр увидела, что пароход, словно большой остров, взгромоздился на середине реки.

Казалось, настала минута безудержной радости, ликования. Но надвигавшаяся опасность затмила все. Как ни налегал дед Бикмуш на весла, лодка ничуть не подвигалась к берегу. Мощными волнами ее отбивало к середине реки, уносило вниз по течению. Вот они уже поравнялись с убежищем Уметбаева. Ильсеяр по совету дедушки несколько раз окликнула его. Однако или крик Ильсеяр не дошел до Уметбаева, или ему нельзя было подавать голос, берег ответил им молчанием. А вода в лодке все прибывала. Она добралась до голени Ильсеяр, потом поднялась до скамеек. Дед Бикмуш греб изо всей силы, но лодку несло все дальше и дальше вниз. Встречные бакены, словно плыли они вверх по реке, мгновенно оказывались позади них.

— Мы вовсе не приближаемся к берегу, дедушка.

— Вижу.

— Что же будем делать?

Дед Бикмуш оставил весла и стал снимать казакин.

— Ничего не выйдет, внучка, прыгай в воду! — сказал он и, подождав, пока Ильсеяр прыгнула навстречу вздыбившейся волне, бросился за ней.

— Держись ко мне…

Дед Бикмуш не договорил, их обоих накрыло взметнувшейся волной.

Из-под волны первым вынырнул старик, за ним выплыла Ильсеяр. Дед Бикмуш нашел ее глазами и договорил наконец:

— … ближе… — и, прорезая широкими взмахами воду, поплыл к берегу.

Тюремные муки, бессонные ночи, усталость от гребли — все это теперь сказывалось, тянуло деда Бикмуша вниз.

Но он старался не поддаваться не столько для своего спасения, сколько ради внучки. Он старался не выпускать ее из виду, то и дело окликая:

— Ильсеяр?

— Я здесь, дедушка!

— Не забирай круто, наискосок плыви!..

Ильсеяр не могла плыть быстро. Даже тонкое платье казалось ей теперь невероятно тяжелым. Волны, накатываясь сбоку, накрывали, били ее, отнимали последние силы.

— Де…

Захлебнувшись в набежавшей волне, Ильсеяр не смогла говорить дальше. Волна схлынула, и она снова позвала деда:

— Дедушка!

— Что с тобой?

Ильсеяр хотела сказать, что она устала и не может плыть дальше, но, подумав, что старику самому не легче, спросила:

— Далеко еще, дедушка?

Дед Бикмуш сразу понял, в чем дело, и, повернувшись, схватил Ильсеяр за руку.

Не легко было старику плыть. Борясь с волнами и поддерживая Ильсеяр, он скоро выдохся. В тихую погоду здесь можно бы идти на ногах, вода в этом месте доходила ему по грудь. Но разве смог бы он выстоять перед натиском волн? Все же дед Бикмуш нащупал ногами дно, передохнул немного и опять поплыл.

Вот ноги его задели о дно. Он поднялся и опустил Ильсеяр. Но она тут же стала валиться. Дед Бикмуш едва успел подхватить ее.

— Ильсеяр?!

Ильсеяр не отвечала. Дед Бикмуш поднял ее на руки и, с трудом преодолевая удары волн, спотыкаясь, пошел к берегу.

— Ильсеяр?! — сказал он еще раз и, не дождавшись ответа, с тревогой стал вглядываться в лицо внучки. — Только бы не умерла, — шепнул он в страхе.

А застывшее лицо Ильсеяр, казалось, говорило в улыбке: «Нет, дедушка, не умру».

Когда дед Бикмуш положил Ильсеяр на землю, на востоке уже прочертилась заря. Сильными волнами и течением их унесло слишком далеко от будки. И красный огонек бакена, словно угасающий свет коптилки, чуть виднелся сквозь густую пелену дождя. А там, ближе к будке, раздавались гулкие выстрелы. Стреляли с парохода, стреляли по пароходу, кричали, но людей не было видно.

Немного передохнув, дед Бикмуш взял на руки Ильсеяр и, шатаясь от усталости, побрел в сторону будки.

Вдруг там, у будки, раздались крики «ура». Перестрелка усилилась. На пароходе застрекотал пулемет. Тут же у самой головы старика прожужжали пули. Еще… еще… Поняв, что его заприметили и целятся в него, дед Бикмуш быстро пригнулся. Надо было уходить, найти какое-нибудь укрытие. Однако вокруг не было даже былинки. Дед Бикмуш уже решил, что надо залечь и укрыть собой Ильсеяр, как вдруг его ожгло чем-то и он невольно схватился рукой за сердце. У него закружилась голова. По пальцам, прижатым к груди, заструилась кровь. Ильсеяр, которую он держал другой рукой, скатилась прямо на песок.

Деда Бикмуша ранило тяжело. Он и сам понимал это, но все еще не сдавался, нагнулся, чтобы перетащить Ильсеяр в более безопасное место, а подняться уже не смог; опершись руками, продержался какую-то долю секунды и повалился на землю. Силы покидали его. В глазах потемнело, в голове стоял шум, во рту и в горле пересохло. Но он опять сжал одной рукой рану и подполз к Ильсеяр. Он смочил пересохшие губы водой, стекавшей с волос Ильсеяр, и приложил ухо к ее груди.

Что же это такое? У девочки сердце совсем не бьется…

Собрав последние силы, дед Бикмуш встал на колени и сделал отчаянную попытку подняться на ноги, но так и не смог.

В это время сверху до его слуха дошли голоса людей, идущих, переговариваясь, в их сторону. И он исступленно крикнул: