Дочь бакенщика - [56]

— Ты иди домой, моя умница, ложись спать.

— А ты почему не ложишься?

— Я… У меня работа…

— Тяжело же тебе с раненой рукой.

— Раненой? А, да. — Уметбаев, поморщившись, взглянул на свою руку. — Тяжело… Как я на фронте с ней буду, если она не заживет? Скоро наши придут. Мне надо отправляться с ними на фронт. А, Ильсеяр?

— Что же сделаешь? С такой рукой воевать, Джумагул-абы, не придется. Учиться поедешь в Уфу.

— О-о, нет.

— А рука?

— Что рука… Если и совсем отнимут руку, не отстану я от своего отряда. Нет, Ильсеяр, не отстану.

Глава 14 Шумят волны на Белой

Дед Бикмуш один раз уже наведывался к ним. За полночь он пришел опять. Ильсеяр и Уметбаев оба спали.

Услышав шаги деда, Ильсеяр приподнялась:

— Случилось что-нибудь, дедушка?

— Нет, нет. Спи спокойно.

Ильсеяр снова легла, но тут же, вспомнив о чем-то, взглянула на Уметбаева.

Тот, видно, как вставлял патроны в пулеметную ленту, так, положив голову на пулемет, и заснул. Рядом с ним стояла плошка с патронами, а лента была в его руках.

— Спит, — мягко произнесла Ильсеяр и повернулась к деду: — Дедушка, ведь собрали мы пулемет. Я тоже помогала. Джумагул-абы сказал, что, если утро будет спокойное, мы испытаем его, только не на воле, а внизу, в пещере.

Дед Бикмуш, довольный, потянулся к пулемету, но так с протянутой рукой и застыл. Где-то недалеко раздались такие мощные орудийные выстрелы, каких не было слышно с той поры, как началось отступление красных.

Ильсеяр вскочила с места:

— Стреляют, дедушка!..

— Стреляют, внучка, стреляют. Приближается фронт, — сказал обрадованно дед Бикмуш и еще больше подкрутил фитиль в фонаре.

— Да уж не наши ли это, дедушка?

— Наверняка наши! Вон опять, слышишь? Пойду-ка взгляну.

— И я, дедушка!

— Что ж, пойдем, накинь только бешмет.

Схватив бешмет, Ильсеяр торопливо полезла за дедушкой из ямы.

Было еще темно.

Грохот пушек раздавался где-то невдалеке.

Дед Бикмуш не ошибся. Тесня и громя банды белых, шли долгожданные красные части, партизанские отряды. Их повсюду встречали с ликованием. Трудовое крестьянство, изнывавшее под сапогом белобандитов, группами присоединялось к красноармейским частям. Закаленная и окрепшая в боях, Красная Армия наступала все яростнее, и враг, как волчья свора, убегающая от огня, откатывался перед грозным натиском. Красная Армия освобождала всё новые деревни и города. На Белой утверждалась советская власть.

Ильсеяр догнала деда, шагавшего к будке.

— Дедушка, стреляют-то на этой стороне, — сказала она и, словно испугавшись своего собственного голоса, прижалась к деду Бикмушу и повторила шепотом: — На этой, дедушка.

— Да, Ильсеяр.

— А красные придут и не уйдут уже больше, дедушка?

— Теперь уж нет.

— Тогда они тоже близко совсем подходили, а вот ушли. А зачем они ушли, дедушка?

— Тогда это было тогда, а нынче — это нынче, — заявил дед Бикмуш уверенно. — Давай-ка мы с тобой поднимемся на гору. Оттуда видней.

— Давай, дедушка.

На горе дул слабый, но по-осеннему холодный ветер. Тучи, которые не так давно едва виднелись на горизонте, заволокли половину неба. А здесь над головой еще мерцали звезды. Внизу, на Белой, светились огни бакенов.

Ильсеяр и дед Бикмуш молча смотрели туда, откуда доносились орудийные выстрелы. Вот Ильсеяр, не отрывавшая взгляда от окаймленного лесом дальнего берега, вдруг вскрикнула:

— Дедушка, пароход!

— Где?

— Да вон же, вон, уже до леса доплывает!

— Может, это бакены?

— Да нет же, пароход, дедушка.

Дед Бикмуш долго всматривался в даль и произнес, почесав подбородок:

— Не ошиблись твои глаза, внучка. И впрямь пароход. Похож на скорый, шибко идет очень.

— Дедушка, смотри, сзади еще один показался.

— Еще один?

— Ох, дедушка, вот этот несется так несется!.. А вдруг дядя Костин возвращается со своими, а, дедушка?

— Э, нет… Не Костин. Рассказывал ведь Джумагул, что они пробились к красным. Давеча с пристани на катере приезжали, велели бакены поярче засветить. Стало быть, неспроста. Беляки, значит, удирают. Ну пойдем, спустимся, что ли. Хоть бы скорее пронесло их…

Небо становилось все более черным от надвигавшейся тучи. Тучи заслонили и первые алые проблески зари. Далеко, на самом краю неба, вспыхнула зарница, будто кто-то взмахнул тонким золотым клинком. Внезапно на гору налетел порывистый ветер, пригнул до земли окружавшие одинокую могилу березки. Осыпавшиеся сухие листья шурша покатились под гору.

— О-о… Не к добру это! Быть буре. Ты беги к Джумагулу, а я пойду верши выну.

— Сейчас, дедушка. Ну и торопятся же.

— На свою бы голову торопились!

— Да, дедушка.

— А бакены у тебя не погаснут?

— Что ты, дедушка, нет!

Ветер с воем закружил по склону горы. Березки опять склонили головы к земле. Оторвавшиеся сухие листья взвихрились, завертелись вокруг деревьев, словно не хотели расставаться со своими ветвями. На землю упали крупные капли дождя.

Дед с внучкой, торопя друг друга, начали спускаться с горы.

Внизу Ильсеяр попыталась разыскать на реке пароходы, но, не увидев их, поднялась обратно на несколько шагов.

— Дедушка, а дедушка, — вдруг сказала Ильсеяр. — А хорошо бы, если этот пароход тоже сел на мель. Правда?

— На мель?

— Да.

— А зачем это нам?

— Красные бы догнали его и захватили в плен.