Дочь бакенщика - [17]

Мэрдан скинул рубаху и умылся. Потом опять присел подле Ильсеяр и, чтобы рассеять ее немножко, нашел ей дело.

— Может, уху сваришь, дочка? Что-то есть захотелось. В вершу, которую дядя Григорий смастерил, три вот таких красноперки попало. Иди-ка. Дед тоже скоро вернется.

Ильсеяр тяжело поднялась и побрела наверх, к будке. Скрылась из глаз и снова появилась у края обрыва.

— Папа!

— Что, дочка?

Ильсеяр поманила его пальцем. А когда Мэрдан торопливо вскарабкался по откосу, показала ему на тучу пыли над полем.

Возвращались грабители. Каждый нес что-нибудь в руках: курицу, гуся, лукошко с яйцами, масло. Один тянул за рога овцу. Овца упиралась, отчаянно блеяла. Гоготали гуси, кудахтали куры, стоял невообразимый шум. Немного позади, спотыкаясь и плача, шли три девушки. Руки их были закручены назад, платья порваны. У одной из них на лице и под ухом запеклась кровь. За каждой из девушек шли по два солдата, почти касаясь их штыками. А рыжебородый офицер то и дело подходил к девушкам и грозился, что-то кричал.

На заметном расстоянии от солдат шла толпа крестьян: бабы, мужики, дети, старики. В толпе раздавались плач, крики, стоны. Толпа рвалась вперед, но человек пятнадцать солдат медленно шагали, обернувшись лицом к толпе, и сдерживали ее напор штыками. Наиболее отчаянных, пытавшихся прорваться сквозь заслон, солдаты били прикладами. Толпа ненадолго затихала, а потом взрывалась еще более яростными криками и проклятиями.

Мэрдан взглянул на дочь. Ильсеяр рванулась было вперед из-под раскидистых веток дуба, за которым они притаились, но Мэрдан схватил ее за руку, прижал к себе.

Вот солдаты с награбленным добром и тремя девушками дошли до берега. Увидев пароход, девушки истошно заголосили.

Толпа тоже подвигалась к берегу. И чем ближе, тем громче раздавались гневные крики. Чем ближе, тем более грозной казалась толпа.

— И ружей не боятся, — сказала Ильсеяр, удивленно вглядываясь в каждое лицо.

Руки людей были сжаты в кулаки, глаза горели ненавистью. Передние шли, почти напирая грудью на штыки. Казалось, груди эти были сейчас тверже штыков.

Видно, кто-то из солдат в ответ на возмущение толпы сказал, что «им-де, тоже есть надо». Одна из баб зло выкрикнула:

— Не воюй, ежели нечего жрать! Какой леший тебя просит!

— Когда только вы, проклятые, грабить перестанете? — подхватил ее слова старик в камзоле поверх белой льняной рубахи, с белыми же, как лен, волосами. — Когда?! С японцами воевали — нас грабили! С германцем воевали — нас грабили. Теперь опять мы должны вас кормить? Мучители! Верните нам наше добро, проклятые! Верните!

Худое, стянутое кожей лицо старика покрылось испариной. Он смахнул пот пальцами и продолжал кричать.

Немного в стороне от толпы шла старуха. Вся сморщенная, она еле передвигала ноги. Руки у нее тряслись. С потрескавшихся губ слетали одни и те же слова:

— Внучку… внучку мою… отдайте! Не трогайте ее! Дом до последнего колышка унесите. Нищенствовать буду. Только верните внучку. Верните мою внученьку…

Старуха выжидала, смотрела вокруг с надеждой, не заступится ли кто за ее внучку. А внучка — самая юная и пригожая из трех девушек — все оборачивалась к своей бабушке и причитала:

— Бабушка, миленькая… Увозят меня, бабушка!

Девушка ничего больше не успела сказать. Их всех погнали, подталкивая прикладами, к пароходу. Старуха в отчаянии бросилась за ними, но тут же повалилась на землю.

Солдаты сложили на берегу награбленное имущество и стали оттеснять толпу, пуская в ход приклады.

Снизу, с парохода, поднимались еще солдаты… И толпа невольно начала отступать.

Глава 9 В лес, к партизанам

Мэрдан отпустил руку Ильсеяр и потянул за полы двух проходивших мимо них мужиков. Оба они были очень возбуждены и, как видно, пытались удержать людей от отступления.

— Чу!.. Слушайте! Это я, — сказал Мэрдан, притянув их к себе под дерево. — Так ничего, кроме кровопролития, у вас не выйдет. Связаться бы вам с каенсарским кузнецом Гаязом. Нет, он должен быть в Малиновке. Верхового туда пошлите. Соберитесь, потолкуйте. По-моему, сейчас надо поднимать народ и вооружаться кто чем может. И соседние деревни тоже. А об остальном потом договоримся… Только действуйте осторожно…

Мужики внимательно выслушали Мэрдана и, видимо, согласившись с ним, кивнули головами и вскоре смешались с толпой. Мэрдан повернулся к Ильсеяр.

— Зайдем-ка, дочка, домой…

Мэрдан впустил Ильсеяр в будку, а сам задержался в сенях и сквозь щели меж досок еще раз осмотрел все вокруг. Потом вошел в будку. Постоял у окна.

— Доченька, дело у меня есть к тебе, — сказал он, наконец, глядя прямо в глаза Ильсеяр. — Надо тебе сейчас же в лес пойти. К дедушке-гостю... Я сам было попробовал, да ничего не вышло: солдаты за мной следят.

Ильсеяр вздрогнула. Мэрдан начал ее успокаивать:

— А ты будь смелее, дочка. Придется уж сказать тебе… Ведь дедушка-гость — партизан. Командир партизанский. Костин его фамилия. Товарищи, которые встречали его в лесу, тоже партизаны. Они, как и красноармейцы, за бедняков борются.

Заметив солдат, проходивших мимо будки, Мэрдан стал спиной к окну, заслонив его широкими плечами.

— Иди… Расскажи дяде Костину все, что видела. Четыреста, скажи, солдат, восемь пулеметов, две пушки. Не забудешь? Еще передай, что крестьяне придут на подмогу. Иди, дочка, торопись.