Дочь бакенщика - [13]

— Что там, папа?

— Вон, смотри прямо туда, на излучину, где красный бакен.

Ильсеяр искала глазами, что же так привлекло внимание отца? И вот глаза ее остановились на какой-то медленно движущейся точке. Ильсеяр всмотрелась и закричала звонко, радостно:

— Пароход!..

Появление сейчас парохода на Белой было так же странно, как странен снег в пору полного цветения яблонь.

— Пароход же, папа!.. Наверное, красивый!

— Значит, не ошибся я! — сказал Мэрдан, хмурясь. — Да, пароход. Только радоваться тут, дочка, нечему. Это белые. Против красных едут воевать… Может, он и красивый, да толку что, когда на нем врагов полно.

Глава 6 Пароход

Лето тысяча девятьсот восемнадцатого года на реке Белой было совсем не похоже на прежние, когда пароходы так и сновали по ней вверх и вниз… Бывало, плывут спокойно, словно лебеди, а как поравняются с будкой, коротко загудят. Ильсеяр срывала с головы платок и махала вслед пароходам, провожала их. Пассажиры — все такие нарядные — тоже, бывало, машут ей в ответ платочками с палубы… Капитаны пароходов, привыкшие видеть Ильсеяр на берегу, иногда в шутку приветствовали ее долгим, торжественным гудком. А однажды, когда Ильсеяр с отцом заливала бакены керосином, один капитан бросил ей с парохода огромное яблоко. Не успела Ильсеяр выловить его, как в воду шлепнулось еще одно яблоко. Еще, еще… Потом арбуз… Еще один… Ильсеяр знала, когда этот пароход вернется назад из Уфы, и вышла ему навстречу с большой охапкой самых красивых полевых цветов. Она ждала его на обрыве, там, где пароходы проплывали совсем близко от берега, и бросила цветы капитану.

… Что и говорить, весело было раньше на Белой. Встречаешь пароходы, провожаешь… Сначала показывается золотисто-желтый свет на мачте, потом выплывают огни, зажженные по бокам, — синие, красные. Еще красивее, чем сами огни, их отражения на воде. Вот доносится шум колес, всплески. Пароход плывет, прорезая и вспенивая воду острым своим носом, а к берегу медленно перекатываются волны, волны!..

Нынче же пароходы, можно сказать, и не показывались. Редко-редко когда появится какой. Да и тот проплывет быстро и голоса не подаст. Нет на них и пассажиров, всё солдаты, и ходят они по палубе с ружьями наперевес. Наверху, на капитанском мостике, обязательно стоит пулемет, а возле него офицер и несколько часовых. На крыше тоже полно солдат. Кто сидит, кто лежит… Курят, а некоторые чинят свои гимнастерки.

И этот, наверное, тако-ой же… — протянула Ильсеяр, но тут же весело добавила: — А все-таки пароход! — И, сорвав с головы платок, замахала им, закричала: — Ур-ра, пароход!..

— Пароход-то пароход, дочка, да больно чудно идет он…

— И впрямь…

Вот мелькнул красный огонек и тут же — зеленый. Опять показался красный. И опять зеленый… Значит, пароход заносило из стороны в сторону. Он поворачивал то вправо, то влево, точно искал что-то на воде.

Ильсеяр была удивлена этими странными поворотами. Ничего подобного на ее памяти еще не происходило. Да и Мэрдану, который уже тринадцать лет сторожил эти берега, не случалось видеть такого. Пароход шел зигзагами, не обращая никакого внимания на бакены.

— Папа, зачем он так? — спросила она.

Мэрдан пожал плечами.

— Не пойму, дочка. Ежели сказать, что руль у него не в порядке…

Пароход приближался. И чем ближе, тем яснее выступал его большой белый корпус. Это был хоть и однопалубный, но вместительный пассажирский пароход.

Возле его низкой закопченной трубы вытянулся высокий солдат — часовой. Он стоял, как пригвожденный, потом, видно желая согреться или стряхнуть сон, потопывал ногами и снова застывал. У его ног, подобно псу, готовому кинуться на человека, ощерился пулемет. А рядом с пулеметом, перед штурманской будкой, стояла мелкокалиберная пушка. Внутри будки два человека в потрепанных белых фуражках держались за штурвал и, крутя его во все стороны, пели какую-то песню. Внизу сквозь иллюминаторы, почти касавшиеся воды, на реку падали снопы бледного света. В одной из кают виднелся огонь, но с наступлением зари он стал тускнеть. У окна этой самой каюты стоял еще один часовой.

Заметив солдат, Ильсеяр юркнула за спину отца. Потягивая его за рукав, она зашептала:

— Как бы не выстрелил, папа!

— Стрелять-то не будут… Только вот на бакен могут наскочить, — сказал Мэрдан с тревогой.

А пароход, точно козел, собравшийся пронзить рогами котенка, несся прямо на красный бакен. Это уже было действительно опасно! Пароход сядет на мель, а Мэрдана обвинят в том, что он неправильно расставил бакены, и расстреляют без всякого.

— Папа, дай скорее сигнал, а то на мель сядут! — потянула Ильсеяр отца за рубаху.

Мэрдан и сам видел, что нельзя медлить, и, подняв к губам поржавевший рупор, крикнул:

— Эй! Влево! На мель лезете!..

Штурманы, видно, не слышали.

Мэрдан крикнул еще раз, те не обратили внимания. А когда выбежавший на сигнал Мэрдана капитан дал команду «Влево!», было уже поздно. Пароход с ходу повалил бакен, с грохотом протащился немного вперед, дрогнул всем корпусом и стал как вкопанный. Капитан в белоснежной своей форме кубарем полетел по лестнице, его белая фуражка покатилась и упала прямо в воду. Часовой на мостике покачнулся и опрокинулся навзничь. Из трубы парохода повалил густой черный дым, и тут же раздался гудок — осипший, тревожный. Он понесся по Белой, ударяясь о крутые берега, и затих где-то очень далеко.