Дочь адмирала - [122]

Шрифт
Интервал

Он открыл глаза и взглянул на Викторию. Она сидела, пристально вглядываясь в ночной мрак.

ВИКТОРИЯ

За окном была такая темень, что я ничего не видела. Но так или иначе я понимала, что мы летим над Соединенными Штатами, может быть, даже над Флоридой и совсем скоро я предстану перед папочкой.

Прежний страх ушел. Я слишком устала. Все тело ломило, голова горела под париком. Только бы мне наконец снять его — я разорву его на кусочки и сожгу. И очки тоже.

Я подумала о мамуле. Интересно, что она сейчас делает? Я даже не знаю, ночь сейчас в Москве или день, и вообще, какой сегодня день недели? Как бы я хотела, чтобы она была рядом! Ведь по праву этот миг принадлежит скорее ей, чем мне. Кому, как не ей, с гордостью показать Джексону дитя их любви? Она бы даже смогла сказать ему несколько слов по-английски.

Я почувствовала, как по щекам покатились слезы. Я даже не вытерла их. Зачем? Генри спит. Кто другой их увидит? Бедная мамуля. Сколько же страданий выпало на ее долю только за то, что она полюбила человека, любить которого ей не полагалось.

И вот теперь, когда все позади, ее даже нет со мной. Жизнь так несправедлива!..

Прозвучал негромкий звонок, и на табло зажглись слова, которых я не поняла. Я знала, что это сигнал, предшествующий посадке. Генри открыл глаза и посмотрел на часы.

— Майами, — сказал он.

И снова нас окружила маленькая армия, а неподалеку поджидали три машины. Мы с Генри сели в среднюю. Я едва ли пробыла на открытом воздухе больше минуты, но меня поразило, как тут тепло. В Москве еще стоит зима. Даже в Нью-Йорке и то холодно.

Первая машина отъехала от тротуара, наша последовала за ней. Мы с Генри сидели сзади. Впереди устроились двое репортеров из «Инквайрер».

— Похоже, мы справились, Генри, — сказал один из них.

Генри рассмеялся.

— Мы? Разве вы были в Москве, когда все началось?

Я тронула Генри за рукав.

— Как насчет парикмахера, Генри?

В глазах его снова мелькнуло раздражение, и он наклонился к одному из сидящих впереди мужчин. Я не сомневалась, что кажусь ему глупой бабенкой, но мне было плевать. Главное, чтобы отец испытал чувство гордости, впервые увидев дочь.

Генри откинулся на сиденье.

— Мы сделаем по пути остановку. Там нас ждет одна женщина, она поможет вам.

Я отвернулась к окну, пытаясь разглядеть Флориду, но увидела лишь редкие пальмы да зайцев, прыгающих в свете фар по дороге.

Передняя машина замедлила ход наш шофер тоже притормозил. Впереди на обочине дороги стояла еще одна машина. Помигав фарами, она возглавила кавалькаду.

— В чем дело, Генри?

— Это Ян Галдер, наш главный редактор. Он отвезет нас к себе в Бойнтон-Бич. Там вы сможете принять душ и причесаться.

— Можно мне снять парик?

— Только когда мы приедем.

ГЕНРИ ГРИС

Джейн Галдер уже стояла на лужайке перед домом, когда подъехали машины. Лишь только Виктория вышла из машины, Джейн подошла к ней, дружески обняла за плечи и повела в дом.

Ян провел мужчин в огромную гостиную их двухэтажной виллы. Перед камином уже был накрыт столик с сандвичами и кофе. Генри слишком устал, есть ему не хотелось. Только кофе. Пока Виктория была наверху, состоялся военный совет. Фотограф сообщил, что им не следует приезжать на место раньше 6.40 утра.

— Нужно, чтобы за спиной у нее вставало солнце, когда она будет подходить к дому. А еще лучше, если его лучи проникнут через окна в дом. Восход в 6.27, кладите еще хотя бы десять минут, и тогда можно двигаться к дому.

Генри посмотрел на часы. Было только 2.46.

— Что нам прикажешь делать еще четыре часа? До Веро-Вич и Джон-Айленда совсем недалеко.

Кто-то заметил:

— Надо задержать ее здесь по крайней мере до трех. Не думает же она, что отец сидит всю ночь напролет, поджидая ее?

— Не знаю, что она думает, — сказал Генри, — но знаю, что этой встречи она ждала всю жизнь. Не представляю, как ее здесь удержать.

— Перестань, Генри. Тебе не впервые делать такие материалы. Что-нибудь придумаешь.

— Наверное, — кивнул Генри.

Виктория спустилась вниз в пять минут четвертого. Они приняла душа и сделала макияж. Уложенные Джейн Галдер чистые высушенные волосы мягкими волнами ниспадали на плечи. Она вопросительно взглянула на Генри.

Он подошел к ней:

— Вы выглядите прелестно. Ваш отец будет горд.

— Надеюсь. Я больше не надену парик, Генри.

— Ну конечно, — улыбнулся он.

Ян Галдер подвинул ей чашечку кофе и тарелку с сандвичами. Виктория попыталась отказаться.

— Нам пора ехать, — сказала она по-русски.

Генри возразил, что время еще есть, а ей необходимо перекусить.

— У нас впереди еще несколько часов езды.

Было 3.30 утра, когда они вышли из дома Галдера. Похолодало, и, забравшись в белый «линкольн», Виктория запахнула пальто. Генри уселся рядом.

Первая машина отъехала от тротуара и двинулась к пролегающей неподалеку автотрассе. Было темно и пустынно.

— Мне кажется, что мы едем медленнее, чем прежде? — спросила Виктория.

— Вряд ли, — ответил Генри. — Вам, должно быть, кажется потому, что вы очень волнуетесь.

ВИКТОРИЯ

Сама не знаю почему, я не отрываясь смотрела в окно. Все равно ничего не было видно — лишь мелькали иногда в кромешной тьме выхваченные светом фар пальмы. Но я по-прежнему вглядывалась в ночь, словно ожидала в любой момент увидеть табло с надписью: «Здесь живет твой отец».


Еще от автора Юрий Маркович Нагибин
Зимний дуб

Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.


Моя золотая теща

В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.


Дневник

В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.


Старая черепаха

Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.


Терпение

Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…


Чистые пруды

Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».


Рекомендуем почитать
Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».


Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).


Страсть к успеху. Японское чудо

Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Ротшильды. История семьи

Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.


Мэри Пикфорд

Историю мирового кинематографа невозможно представить себе без имени Мэри Пикфорд. В начале XX века эта американская актриса — уроженка канадского города Торонто — пользовалась феноменальной популярностью и была известна практически во всех уголках земного шара. Книга А. Уитфилд рассказывает о ее судьбе и месте в киноискусстве, взлетах и падениях ее творческой карьеры.


Лайза Миннелли. История жизни

Книга Джорджа Мейра — незабываемый портрет знаменитой Лайзы Миннелли, чье имя неразрывно связано с Бродвеем, американской эстрадой и кино. О личной жизни и сценической карьере, об успехах и провалах, о вкусах и привычках этой талантливой актрисы и певицы рассказывается на ее страницах. Перед читателем также предстанет нелегкий жизненный путь ее родителей — легендарных Винсенте Миннелли и Джуди Гарленд и многих других всемирно известных деятелей шоу — бизнеса.


Галина. История жизни

Книга воспоминаний великой певицы — яркий и эмоциональный рассказ о том, как ленинградская девочка, едва не погибшая от голода в блокаду, стала примадонной Большого театра; о встречах с Д. Д. Шостаковичем и Б. Бриттеном, Б. А. Покровским и А. Ш. Мелик-Пашаевым, С. Я. Лемешевым и И. С. Козловским, А. И. Солженицыным и А. Д. Сахаровым, Н. А. Булганиным и Е. А. Фурцевой; о триумфах и закулисных интригах; о высоком искусстве и жизненном предательстве. «Эту книга я должна была написать, — говорит певица. — В ней было мое спасение.


Моя жизнь

Она была дочерью плотника из Киева — и премьер-министром. Она была непримиримой, даже фанатичной и — при этом — очень человечной, по-старомодному доброй и внимательной. Она закупала оружие и хорошо разбиралась в нем — и сажала деревья в пустыне. Создавая и защищая маленькое государство для своего народа, она многое изменила к лучшему во всем мире. Она стала легендой нашего века, а может и не только нашего. Ее звали Голда Меир. Голда — в переводе — золотая, Меир — озаряющая.