Дочь адмирала - [121]

— Не оглядывайтесь. Идите прямо в вестибюль Держитесь около меня.

ВИКТОРИЯ

Я даже не поднимала глаз. Единственное, что я видела, — это ковер, по которому я шагала. Мы подошли к столику, и кто-то пододвинул мне стул Я услышала женский голос, исполнявший что-то под аккомпанемент рояля, и подумала, что это запись, но, подняв голову, увидела за роялем женщину в вечернем платье, которая пела, аккомпанируя себе. Я огляделась. Если судить по фильмам, которые я видела, мы сидели в коктейль-баре, каких у нас в Москве не было.

— Хотите что-нибудь выпить? — спросил Генри.

— Пожалуй, — ответила я, — только без алкоголя.

Должно быть, это был лимонад, только чуть горьковатый. Какая разница. Меня всю трясло. Мы проведем здесь час или немного больше, и после этого нас с отцом будет разделять лишь один перелет. Мне захотелось остановить время. Я еще не была готова.

Генри беседовал с другими мужчинами, сидевшими за столиком. Я почти ничего не понимала из их разговора. Женщина продолжала петь. Вокруг было много людей, а я чувствовала себя ужасающе одинокой и испуганной. Что я тут делаю, ночью, в Нью-Йорке? В полумраке бара ни за одним столиком я не увидела человека, одетого так, как я. Я чувствовала себя идиоткой. Представляю, какой у меня дурацкий вид. За соседним столиком засмеялись мужчина и женщина. Я даже не решилась взглянуть в их сторону, не сомневалась, что они смеются над ненормальной в пальто до пят, нелепом парике и темных очках Господи, и зачем я согласилась на этот маскарад? Лишь для того, чтобы добраться до какого-то места под названием Флорида и встретиться с человеком, которого никогда не видела? Он мой отец, поскольку был близок с моей матерью. И только. Нас не связывают никакие духовные узы. Мы ни одной секунды не прожили вместе. Может быть, Коля и прав: мне следовало довольствоваться его фотографией.

Я почувствовала, как на глаза навертываются слезы. Слава Богу, на мне очки. Невольно всхлипнув, я увидела, что Генри смотрит на меня.

— Все в порядке?

Я кивнула Вопрос привел меня в чувство. Что я делаю? Мучаю себя, вот и все. Разве отец не купил билет Генри Грису, чтобы он поехал за мной? Отец думает обо мне. Он хочет меня видеть.

На душе немного полегчало. Это все от усталости и от этого чертова парика, словно тисками сдавившего мне голову.

Наконец Генри дотронулся до моей руки. Положив на стол сколько-то денег, он поднялся. Мы тоже поднялись, мужчины снова кольцом окружили меня, и мы направились к лимузину. Было прохладно, но не так холодно, как в Москве. Я села в машину, и мы помчались в аэропорт «Ла-Гардиа».

— Мне надо вам что-то сказать, Генри.

Он посмотрел на меня:

— Слушаю вас.

— Я просила, чтобы кто-то занялся моими волосами, и вы согласились. Но вот мы снова едем в аэропорт. Я говорю всерьез, Генри: я не хочу, чтобы отец увидел меня в первый раз в таком ужасном виде. Мне надо принять душ и что-то сделать с волосами.

По тому, как он взглянул на меня, я поняла, что до него дошел смысл моих слов. Я стойко выдержала его взгляд. Наконец он кивнул.

— Я позвоню из аэропорта в Майами и все устрою.

— Не забудьте.

ГЕНРИ ГРИС

Эти нотки в ее голосе он услышал впервые. Генри Грис ни на секунду не сомневался, что Виктория откажется от встречи с отцом, если ей не сделают хорошую прическу. Что ж, настоящая дочь адмирала!

Из аэропорта он позвонил в редакцию во Флориду.

Голос редактора на другом конце провода задрожал от ярости.

— Вы что, тронулись, Генри? Где мы, черт возьми, найдем парикмахера в это время суток? Забудьте об этом.

— Говорю вам, Виктория требует парикмахера, а она не из уступчивых Надо что-то сделать.

— Какого черта, вы же понимаете, что мы не можем поднимать парикмахера посреди ночи. Это обязательно вызовет у него подозрения. Стоит только узнать ее — и все полетит к чертовой матери.

— Верно, — согласился Генри, — значит, найдите кого-нибудь в редакции, кто поможет ей.

— Я подумаю и дам вам ответ в Майами.

Генри сообщил Виктории, что ее прической займутся во Флориде. Они сели в самолет. Была суббота, чуть больше десяти часов вечера. Джон Чекли остался в Нью-Йорке, чтобы на следующий день вернуться в Лондон. В самолет сели только Генри, Виктория и двое встретивших их мужчин. Самолет был полупустой, а потому Генри не составило труда усадить Викторию у окна и сесть с ней рядом, устроив одного репортера перед ней, а другого позади.

Как только они поднялись в воздух, Виктория спросила:

— Генри, вы действительно договорились о парикмахере?

— Я позвонил. Редактор, с которым я разговаривал, обещал что-нибудь придумать. Не знаю, каковы ваши сведения об этой стране, но салоны красоты у нас по ночам не работают.

— А я ждала этого момента двадцать девять лет не для того, чтобы выглядеть так, чтобы моему отцу стало за меня стыдно!

Опять тот же тон. Так же говорил с ним ее отец в ту первую их встречу, когда сообщил о своем намерении устроить пресс-конференцию.

Откинувшись в кресле, Генри закрыл глаза. Вряд ли ему удастся заснуть, но он попытается. Глаза болели, челюсти сводило от напряжения, все нараставшего с того самого момента, как они покинули Москву. Прошло уже более суток, и он слишком много потратил сил, преодолевая менявшиеся часовые пояса.