Дочь адмирала - [11]
Комната была маленькая; наверно, здесь ждут приема, подумала она. Посредине стоял круглый стол, на нем лампа, ее неяркий свет не рассеивал подступающего из всех углов мрака. В такой комнате не принимают гостей. Захотелось немедленно убежать, но она не осмелилась. Вместо этого лишь резко отвернулась от Берии и села, лишь бы высвободить руку из холодных, липких тисков.
— А где же праздничный стол? — спросила она, стараясь придать голосу естественность. — Где ваша жена? Где остальные гости?
Берия отвернулся, закуривая сигарету, так что разглядеть выражение его лица было невозможно.
— Моя жена приносит вам свои извинения. У нее страшно разболелась голова, и она решила проехаться за город чтобы подышать свежим воздухом. Она скоро вернется.
Зоя ждала. Берия не спешил. Он медленно повернулся к ней. Ухмылка на его лице, казалось говорила: «Конечно же, я вам наврал. И мы оба знаем это. Но какое это имеет к нам отношение?»
— Я тут же позвонил другим гостям, попросил их не приходить до ее возвращения. Но, поскольку за вами к тому времени машина уже уехала, я ничего не мог сделать. Надеюсь, вы меня понимаете?
Это был вопрос. Зоя кивнула. Она поняла.
— А теперь, Зоя Алексеевна, вы должны меня извинить. У меня срочное совещание, мне обязательно надо на нем присутствовать. Но я скоро вернусь. Никогда не знаешь, когда понадобишься в Кремле. Но если вам что-нибудь будет нужно, к вашим услугам моя горничная Таня. И наш кот, который с удовольствием развлечет вас. В углу проигрыватель с хорошим, на мой взгляд, набором пластинок. — И, кивнув, Берия вышел из комнаты.
Зоя подождала, надеясь услышать, как открывается и затем захлопывается за ним входная дверь. Но в доме было тихо. Она не сомневалась, что он по-прежнему находится где-то поблизости.
Зоя прошлась по комнате. Тусклый свет не позволял прочитать заголовки на корешках книг, но, когда она дотронулась до одной из них, рука тотчас нырнула в толстый слой пыли. Она обнаружила проигрыватель, но как с ним обращаться? Вдруг она нечаянно разобьет пластинку? По Москве ходило немало слухов о бешеном нраве Берии.
Время тянулось в напряженной тишине. Никакого кота. Никакой горничной. Прошло пятнадцать минут, двадцать, полчаса. Как долго намерен он продолжать этот фарс? Зоя была убеждена, что жены Берии вовсе нет в Москве.
Тишина и духота действовали угнетающе. Зоя вытерла носовым платком ладони. Конечно же, у любого гостя, независимо от того, с какими целями его пригласили, есть кое-какие права. Она подошла к двери и открыла ее. Холл был пуст. Она прислушалась, не донесутся ли какие-нибудь звуки со второго этажа. Нет, тихо, лишь где-то тикают часы.
Дальше по коридору было еще несколько дверей. Должна ли она, имеет ли она право подойти, заглянуть внутрь? Что, если кто-то подглядывает за ней? Зоя подумала об отце. Времена такие, что любого можно обвинить в шпионаже, а уж проявлять любопытство в доме Лаврентия Берии... Но ведь она как-никак гость в этом доме и обошлись с ней хуже некуда. В самой бедной московской квартире гостя хоть чем-нибудь да угостят, а тут, в этом богатом доме, на нее не обращают ни малейшего внимания.
Зоя почувствовала приступ негодования. Выйдя из комнаты, она пошла по коридору. Если кто-то остановит ее, она скажет, что ищет горничную, хочет попросить у нее чашечку кофе. Первая дверь, к которой она подошла, оказалась запертой, вторая открылась, и, заглянув в комнату, Зоя убедилась в том, о чем догадывалась с той самой минуты, как вошла в этот дом.
Это была столовая, в ней стоял стол, накрытый, должно быть, для банкета, о каких люди и думать забыли с тех самых пор, как началась война. Скатерть старинного кружева, с двух концов серебряные канделябры со свечами, пока еще не зажженными. В хрустальном ведерке со льдом хрустальный графин с водкой. Рядом хрустальная чаша с черной икрой. И только два прибора на весь длинный стол. С одного конца стола два стула, поставленные под утлом друг к другу.
Зоя тихонько прикрыла дверь и возвратилась в маленькую приемную. Вся дрожа, она опустилась на стул Ее переполняли разноречивые чувства: стыд гнев, страх, возмущение. Как он, эта жаба, посмел, как он осмелился притащить ее в этот дом, словно какую-нибудь проститутку? Как посмел подумать, что она согласится на это?
На глаза навернулись слезы негодования, но она сдержала их. Он не увидит ее покрасневших глаз. Спокойствие, приказала она себе. Надо хорошенько подумать. Гнев тут плохой помощник. Она откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула.
Ну вот, так-то лучше. Но что же все-таки делать? По всем правилам приличия у нее полное право уйти. Прошел почти час, как он исчез. Нет ни жены, ни гостей, ни дня рождения. Это очевидно. Как очевидно и то, зачем ее сюда заманили. Но только ненормальный может подумать, что Зоя Федорова с этим смирится! Если он силен, то ведь и она не из слабых. Надо уйти, но она знает, что это невозможно. В маленькой комнатке сбоку от вестибюля наверняка сидит адъютант, в обязанности которого входит выпроваживать нежелательных посетителей и задерживать тех, кого Берии угодно оставить.
Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.
В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.
В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.
Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.
Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…
Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.
Историю мирового кинематографа невозможно представить себе без имени Мэри Пикфорд. В начале XX века эта американская актриса — уроженка канадского города Торонто — пользовалась феноменальной популярностью и была известна практически во всех уголках земного шара. Книга А. Уитфилд рассказывает о ее судьбе и месте в киноискусстве, взлетах и падениях ее творческой карьеры.
Книга Джорджа Мейра — незабываемый портрет знаменитой Лайзы Миннелли, чье имя неразрывно связано с Бродвеем, американской эстрадой и кино. О личной жизни и сценической карьере, об успехах и провалах, о вкусах и привычках этой талантливой актрисы и певицы рассказывается на ее страницах. Перед читателем также предстанет нелегкий жизненный путь ее родителей — легендарных Винсенте Миннелли и Джуди Гарленд и многих других всемирно известных деятелей шоу — бизнеса.
Книга воспоминаний великой певицы — яркий и эмоциональный рассказ о том, как ленинградская девочка, едва не погибшая от голода в блокаду, стала примадонной Большого театра; о встречах с Д. Д. Шостаковичем и Б. Бриттеном, Б. А. Покровским и А. Ш. Мелик-Пашаевым, С. Я. Лемешевым и И. С. Козловским, А. И. Солженицыным и А. Д. Сахаровым, Н. А. Булганиным и Е. А. Фурцевой; о триумфах и закулисных интригах; о высоком искусстве и жизненном предательстве. «Эту книга я должна была написать, — говорит певица. — В ней было мое спасение.
Она была дочерью плотника из Киева — и премьер-министром. Она была непримиримой, даже фанатичной и — при этом — очень человечной, по-старомодному доброй и внимательной. Она закупала оружие и хорошо разбиралась в нем — и сажала деревья в пустыне. Создавая и защищая маленькое государство для своего народа, она многое изменила к лучшему во всем мире. Она стала легендой нашего века, а может и не только нашего. Ее звали Голда Меир. Голда — в переводе — золотая, Меир — озаряющая.