Добрый мэр - [100]

~~~

Утром добрый мэр Крович не зашел в «Золотого ангела» выпить кофе — впервые с того дня, когда скупил все цветы в лавке Райкарда Марголиса. С трамвая, по обыкновению, он сошел на две остановки раньше, однако мимо кофейни прошел быстрым шагом, похлопывая по ноге свернутой газетой, словно погоняющий лошадь жокей. Тибо был охвачен смущением. Он представил себе заговорщическую улыбку Чезаре и понял, что сегодня просто не сможет стоять у высокого столика рядом с дверью, пить кофе и притворяться, будто читает газету. «Я занят, — сказал он сам себе. — Завтра».

Когда он переходил через реку, над самой водой, едва не врезаясь в опоры моста, с криками носились ласточки и выхватывали из воздуха мух. Скоро они улетят — рассадят своих птенцов на телеграфных проводах и гребнях крыш, а потом поведут их за собой через тысячи миль небесной пустоты в Африку. Это было так удивительно, почти невероятно — словно заклинание Чезаре. Можно верить, что зимой ласточки спят, зарывшись в ил на дне Амперсанда, но можно верить и в то, что они каждое лето снова находят путь домой из Африки. Можно считать, что Агата Стопак провела три года в размышлениях о том, каково это было бы — переспать с тобой, но можно и полагать, что все дело в волшебном заклинании. Все просто. Надо выбрать, какая из двух версий более невероятна.

Войдя в Ратушу, Тибо поздоровался с Петером Ставо, который только что закончил мыть пол в вестибюле, сдержанно кивнул мэру Сколвигу и посторонился на лестнице, уступая дорогу посыльному Сандору, бегущему с почтой в плановый отдел.

Это был самый обычный день, и Тибо был уверен, что таковым он и должен остаться. Он не будет поднимать шум по поводу произошедшего накануне, но не будет и делать вид, что ничего не было. Что сказано, то сказано. К тому же заклятие Чезаре за ночь наверняка окрепло, а завтра окрепнет еще больше. Оно будет действовать на нее все сильнее и сильнее, как наркотик, как алкоголь, и в конце концов она сдастся. Тибо был готов ждать.

Он ждал так долго, что может подождать еще, — так ждут, когда особенно роскошный персик окончательно созреет и сам упадет с ветки. Тибо притворился, что ему все равно, что персик чужой, а у него даже не хватает храбрости украсть его; персик уже готов был упасть, и упадет он именно в его карман. Этого достаточно.

В обычный день — то есть в день, чуть-чуть более обычный, чем этот, Тибо провел бы не менее двадцати минут в «Золотом ангеле». Двадцать минут — это много, когда сидишь один в кабинете и тебе нечего делать. Тибо подошел к окну. Оттуда было видно Замковую улицу, мост и очень длинный кусок набережной. Откуда бы Агата ни пришла, он ее увидит. Тибо долго стоял у окна, глядя на противоположный край площади. Его внимание привлекла собравшаяся там странная группа людей: цирковой силач в леопардовой шкуре, девушка с белым терьером, который все прыгал и прыгал через обруч, словно его дергали за невидимую веревочку, и еще две девушки, стоящие немного поодаль и жонглирующие булавами. Как странно, подумал Тибо, что никто, похоже, их не замечает. Казалось, они делают цирковые трюки, просто не зная, чем себя занять, — обычный человек в таком случае стоял бы, глядя на облака, и позвякивал мелочью в кармане. Однако когда из-за угла показалась Агата, силач сунул пальцы в рот и свистнул, девушки похватали свои булавы, как ласточки хватают мух, а собачка замерла в прыжке, поджала ноги и рухнула на тротуар.

Разбойничий свист силача прокатился по площади и пронзил уши Тибо, но Агата, похоже, не обратила на него ни малейшего внимания — будто не услышала. И даже когда циркачи увязались за ней, окружив кольцом, а собачка принялась, тявкая, носиться вокруг них, Агата ничем не дала понять, что заметила что-либо необычное.

Тибо встревожился. Ему не нравились эти циркачи. Они были похожи на банду карманников или похитителей людей, и Тибо готов был поспорить, что лицензии на содержание собаки у них тоже нет. Он выскочил из кабинета и сбежал вниз по лестнице, однако когда он вышел на площадь, вокруг Агаты уже никого не было.

— Эти люди к вам не приставали? — спросил Тибо.

— Какие люди? — ответила Агата, прошла мимо него и стала подниматься по лестнице.

Тибо посмотрел по сторонам. Циркачей не было. Только хромой голубь ковылял у фонтана, да две пожилые дамы лакомились вишнями, сидя на скамейке, — а так площадь была совершенно пуста. Ни силачей, ни тявкающих собачек. Тибо вернулся в Ратушу и пошел по лестнице вслед за Агатой, изобразив на лице «доброе и великодушное» выражение.

Когда он вошел в кабинет, Агата уже сидела за столом. Выглядела она расстроенной и несчастной. Взглянув на Тибо, она увидела на его лице то самое глупое выражение, говорящее: «Ну же, ну же, я все понимаю. Поцелуй — и забыли», которое только такая чудесная женщина, как Агата, может простить, не отвесив предварительно пощечину, и быстро отвела глаза.

Тибо планировал повести себя непринужденно и вообще выглядеть весело. Еще дома, сидя на кухне, он продумал сценарий утренней встречи: когда она придет на работу, он присядет на край ее стола, упершись в пол прямыми ногами, и раскованно, даже несколько развязно промурлычет: «Привет!» Но все опять пошло не так. Агата не смогла задержать на нем взгляд дольше мгновения, но и в этом взгляде он успел увидеть боль.